- Автор темы
- #1
Название фракции:
National Guard
National Guard
Последние месяцы в штате Сан-Андреас выдались особенно напряжёнными для военных. Стратегическая нагрузка на армию возросла: участились поставки материалов, взаимодействие с другими государственными структурами и сопровождение конвоев. Но куда болезненнее далось другое — техника, которая годами служила верой и правдой, начала сдавать. Выхоженные машины, не рассчитанные на столь интенсивный ритм, стали напоминать не средство передвижения, а мобильный компромисс между историей и эксплуатацией.
Одним из первых тревожных сигналов стала операция в пустыне Гранд-Сенора. Подразделение выдвинулось ранним утром — жаркое солнце ещё не успело разогреть пески, но радиаторы уже грелись как печи. Колонна двигалась строго по маршруту, когда вдруг один из транспортных автомобилей задышал чёрным дымом. Командир отдал команду остановиться. Солдаты, натренированные к быстрому реагированию, встали в круговую оборону: пустыня не прощает беспечности. Двое бойцов бросились к капоту, трое — заняли позиции на дюнах. Ветер поднимал пыль, дразнил глаза, свистел в ушах. Пока одни споро разбирали патрубки, другие проверяли видимость на подступах.
Через пару недель после инцидента в Гранд-Сеноре, армейская логистика вновь дала сбой — на этот раз с последствиями, которые ещё долго будут вспоминать у костра. Колонна из четырёх матовозов и двух машин сопровождения двигалась через пересечённую местность к северу от Сэнди-Шорс. Маршрут пролегал по труднодоступной территории — пыльные насыпи, рытвины, резкие перепады высот. Командование выбрало этот путь, чтобы обойти возможные враждебные засады на основных трассах. Всё шло штатно, пока один из передних матовозов не начал сбрасывать скорость. Водитель несколько раз перегазовал, но двигатель ответил предсмертным кашлем и стих. Машина остановилась на подъёме, заглохнув прямо перед опасным поворотом. Колонна затормозила, бойцы начали выстраивать оборонительную дугу. Механику потребовалось всего пару минут, чтобы понять: двигатель "лег", а топливный насос — полностью выгорел. Матовоз был временно потерян, но это был только пролог. Через несколько минут второй удар пришёл с тыла. Ещё один грузовик, шедший в хвосте колонны, внезапно накренился, раздался резкий металлический хруст — лопнула задняя ось. Водитель не успел среагировать. Гружёная под завязку платформа в буквальном смысле завалилась набок, соскользнув с насыпи, подняв в воздух столб пыли и оставив на земле след, как после падения небесного тела. Матовоз лёг на бок, как мёртвый кит, дымясь из корпуса. Из раскрывшегося кузова посыпались ящики с боеприпасами, инструментами, пайками и медикаментами. Некоторые раскололись, часть содержимого оказалась в пыли. Больше всех пострадал водитель — его зажало дверью, и только усилиями трёх бойцов удалось вытащить его наружу. Командование на месте не стало паниковать — всё было уже привычно. Организовали периметр, назначили наблюдателей, раненому оказали первую помощь. На базу был отправлен сигнал бедствия, однако ближайшее подкрепление могло прибыть не раньше, чем через два часа — все вертолёты были заняты, а дороги к этой местности отсутствовали. Палаток с собой не было — не планировалась ночёвка. Под открытым небом, среди пыльных канав и заглохшей техники, бойцы разбили временный лагерь. В ход пошли аварийные фонари и самодельные костры. Кто-то пытался разобрать оставшиеся ящики и проверить, что пригодно к транспортировке вручную. Один из лейтенантов шутливо спросил: «А может, тащить начнём уже сейчас? По два ящика на человека?» — на что в ответ раздалось несколько нервных смешков и фраза: «Если техника ломается быстрее, чем мы устаём — то это уже не армия, а секта выживальщиков».
С тех пор ситуация только усугублялась. Матовозы начали выходить из строя с пугающей регулярностью — казалось, будто каждый рейс становился последним для очередного грузовика. Иногда техника ломалась уже на выезде с базы: глохли двигатели, перегорали предохранители, а однажды у машины на старте отпало заднее колесо. Это перестало удивлять бойцов — при каждом новом задании они готовились к худшему сценарию, не надеясь на бесперебойную работу автопарка. Офицеры, уставшие писать рапорты о неисправностях, просто вводили в устный инструктаж пункт: "взять с собой прочные перчатки, потому что снова придётся тащить всё руками". Солдаты в ответ шутили, что стали частью "Грузовой пехоты штата". Но с каждой неделей шутки становились всё кислее. В один из дней, когда группа обеспечивала срочную доставку ящиков с запчастями для службы шерифов, колонна снова заглохла — сначала один грузовик, потом второй. Команды поддержки были перегружены, эвакуационные вертолёты находились на других задачах. Пришлось импровизировать. Бойцы разобрали груз вручную, распределили ящики между собой и начали переноску через холмы к точке приёма, находящейся в двух километрах.
Одним из первых тревожных сигналов стала операция в пустыне Гранд-Сенора. Подразделение выдвинулось ранним утром — жаркое солнце ещё не успело разогреть пески, но радиаторы уже грелись как печи. Колонна двигалась строго по маршруту, когда вдруг один из транспортных автомобилей задышал чёрным дымом. Командир отдал команду остановиться. Солдаты, натренированные к быстрому реагированию, встали в круговую оборону: пустыня не прощает беспечности. Двое бойцов бросились к капоту, трое — заняли позиции на дюнах. Ветер поднимал пыль, дразнил глаза, свистел в ушах. Пока одни споро разбирали патрубки, другие проверяли видимость на подступах.
Через пару недель после инцидента в Гранд-Сеноре, армейская логистика вновь дала сбой — на этот раз с последствиями, которые ещё долго будут вспоминать у костра. Колонна из четырёх матовозов и двух машин сопровождения двигалась через пересечённую местность к северу от Сэнди-Шорс. Маршрут пролегал по труднодоступной территории — пыльные насыпи, рытвины, резкие перепады высот. Командование выбрало этот путь, чтобы обойти возможные враждебные засады на основных трассах. Всё шло штатно, пока один из передних матовозов не начал сбрасывать скорость. Водитель несколько раз перегазовал, но двигатель ответил предсмертным кашлем и стих. Машина остановилась на подъёме, заглохнув прямо перед опасным поворотом. Колонна затормозила, бойцы начали выстраивать оборонительную дугу. Механику потребовалось всего пару минут, чтобы понять: двигатель "лег", а топливный насос — полностью выгорел. Матовоз был временно потерян, но это был только пролог. Через несколько минут второй удар пришёл с тыла. Ещё один грузовик, шедший в хвосте колонны, внезапно накренился, раздался резкий металлический хруст — лопнула задняя ось. Водитель не успел среагировать. Гружёная под завязку платформа в буквальном смысле завалилась набок, соскользнув с насыпи, подняв в воздух столб пыли и оставив на земле след, как после падения небесного тела. Матовоз лёг на бок, как мёртвый кит, дымясь из корпуса. Из раскрывшегося кузова посыпались ящики с боеприпасами, инструментами, пайками и медикаментами. Некоторые раскололись, часть содержимого оказалась в пыли. Больше всех пострадал водитель — его зажало дверью, и только усилиями трёх бойцов удалось вытащить его наружу. Командование на месте не стало паниковать — всё было уже привычно. Организовали периметр, назначили наблюдателей, раненому оказали первую помощь. На базу был отправлен сигнал бедствия, однако ближайшее подкрепление могло прибыть не раньше, чем через два часа — все вертолёты были заняты, а дороги к этой местности отсутствовали. Палаток с собой не было — не планировалась ночёвка. Под открытым небом, среди пыльных канав и заглохшей техники, бойцы разбили временный лагерь. В ход пошли аварийные фонари и самодельные костры. Кто-то пытался разобрать оставшиеся ящики и проверить, что пригодно к транспортировке вручную. Один из лейтенантов шутливо спросил: «А может, тащить начнём уже сейчас? По два ящика на человека?» — на что в ответ раздалось несколько нервных смешков и фраза: «Если техника ломается быстрее, чем мы устаём — то это уже не армия, а секта выживальщиков».
С тех пор ситуация только усугублялась. Матовозы начали выходить из строя с пугающей регулярностью — казалось, будто каждый рейс становился последним для очередного грузовика. Иногда техника ломалась уже на выезде с базы: глохли двигатели, перегорали предохранители, а однажды у машины на старте отпало заднее колесо. Это перестало удивлять бойцов — при каждом новом задании они готовились к худшему сценарию, не надеясь на бесперебойную работу автопарка. Офицеры, уставшие писать рапорты о неисправностях, просто вводили в устный инструктаж пункт: "взять с собой прочные перчатки, потому что снова придётся тащить всё руками". Солдаты в ответ шутили, что стали частью "Грузовой пехоты штата". Но с каждой неделей шутки становились всё кислее. В один из дней, когда группа обеспечивала срочную доставку ящиков с запчастями для службы шерифов, колонна снова заглохла — сначала один грузовик, потом второй. Команды поддержки были перегружены, эвакуационные вертолёты находились на других задачах. Пришлось импровизировать. Бойцы разобрали груз вручную, распределили ящики между собой и начали переноску через холмы к точке приёма, находящейся в двух километрах.
Хуже всего пришлось во время одной из операций в горной местности, куда подразделение было направлено для контроля и сопровождения особо важного груза. Местность отличалась крутыми склонами, узкими серпантинами и непредсказуемыми погодными условиями. Колонна, состоявшая из лёгких армейских внедорожников, едва справлялась с подъёмами: техника надсадно ревела на поворотах, колёса пробуксовывали, а бортовая электроника в салоне мигала ошибками. Первый сбой произошёл ещё до достижения контрольной точки: один внедорожник заглох прямо на повороте. Второй — перегрелся, и дисплей выдал предупреждение о критической ошибке трансмиссии. Солдаты были вынуждены остановиться посреди склона, в зоне с нестабильной связью. Передвигаться дальше стало рискованно — машина могла в любой момент окончательно встать или потерять управление. Связавшись с базой и запросив эвакуацию, командир получил неутешительный ответ: ближайший вертолёт уже был на другой операции. Смогли направить лишь один борт, да и тот прибудет нескоро. Когда он наконец прилетел, выяснилось, что в вертолёт помещается лишь часть группы — пришлось экстренно формировать партии для эвакуации. В первую ушли раненные и офицеры. Остальные остались — ждать следующего рейса. Никто не знал, сколько это займёт: час, два, может быть, ночь.
В стороне раздавались приглушённые голоса: спорили о причинах срыва операции. Говорили тихо, сдержанно, но каждый выдох был полон разочарования. Кто-то ругался на технику, кто-то — на логистику, но в их тоне не было агрессии. Только усталость. Ожидание длилось до глубокой ночи. Лишь под утро второй вертолёт забрал остатки группы. Впечатление от операции осталось как от долгой бессмысленной осады — только осаждали не враги, а техника, время и усталость.
Проблемы с техникой начали проявляться не только на земле — они добрались и до воздуха. Всё чаще пилоты армейских вертолётов сообщали о сбоях в навигационных системах. На первый взгляд — обычные сбои электроники, но в небе, особенно при плохой погоде или в тёмное время суток, даже малейшая ошибка могла стоить дорого. Один из таких случаев произошёл во время экстренной эвакуации из жилого сектора, ближе к Вайнвудским холмам. Ночь выдалась тяжёлой — плотные грозовые тучи накрыли полгорода, с неба хлестал дождь, и каждые несколько секунд небо вспыхивало от молний. Вертолёт поднимался с одной из баз, чтобы экстренно эвакуировать группу военнослужащих, застрявших после патруля на повреждённой технике. В воздухе уже на подходе к точке посадки начались проблемы — экран бортовой системы завис, потом перезапустился. Через пару секунд на панели появился сбой координат: карта замерла, и стрелка положения замирала, указывая то вглубь пустоты, то прямиком в стену. Диспетчер из центра связи с опозданием сообщил обновлённые данные, но даже они казались неточными. Видимость была практически нулевой — прожектора пробивали лишь несколько метров вперёд, а под вертолётом внизу тянулась масса огней и силуэтов, сливающихся в туманной пелене. И только когда пилот снизился чуть ниже, он понял: вместо указанных координат посадочной зоны навигация привела их прямиком над крышами жилого квартала.
В стороне раздавались приглушённые голоса: спорили о причинах срыва операции. Говорили тихо, сдержанно, но каждый выдох был полон разочарования. Кто-то ругался на технику, кто-то — на логистику, но в их тоне не было агрессии. Только усталость. Ожидание длилось до глубокой ночи. Лишь под утро второй вертолёт забрал остатки группы. Впечатление от операции осталось как от долгой бессмысленной осады — только осаждали не враги, а техника, время и усталость.
Проблемы с техникой начали проявляться не только на земле — они добрались и до воздуха. Всё чаще пилоты армейских вертолётов сообщали о сбоях в навигационных системах. На первый взгляд — обычные сбои электроники, но в небе, особенно при плохой погоде или в тёмное время суток, даже малейшая ошибка могла стоить дорого. Один из таких случаев произошёл во время экстренной эвакуации из жилого сектора, ближе к Вайнвудским холмам. Ночь выдалась тяжёлой — плотные грозовые тучи накрыли полгорода, с неба хлестал дождь, и каждые несколько секунд небо вспыхивало от молний. Вертолёт поднимался с одной из баз, чтобы экстренно эвакуировать группу военнослужащих, застрявших после патруля на повреждённой технике. В воздухе уже на подходе к точке посадки начались проблемы — экран бортовой системы завис, потом перезапустился. Через пару секунд на панели появился сбой координат: карта замерла, и стрелка положения замирала, указывая то вглубь пустоты, то прямиком в стену. Диспетчер из центра связи с опозданием сообщил обновлённые данные, но даже они казались неточными. Видимость была практически нулевой — прожектора пробивали лишь несколько метров вперёд, а под вертолётом внизу тянулась масса огней и силуэтов, сливающихся в туманной пелене. И только когда пилот снизился чуть ниже, он понял: вместо указанных координат посадочной зоны навигация привела их прямиком над крышами жилого квартала.
Резкий рывок вверх, завывание винтов, тревожные сигналы с приборной панели. Электроника выдала новое сообщение: "Critical Nav System Error. Manual control required." С тех пор экипаж действовал исключительно по ощущениям, голосу диспетчера и свету ракетницы, которую запустили солдаты с земли, чтобы подсветить верную зону. Посадка произошла не сразу. Первый заход сорвался из-за сильного бокового ветра и потери горизонта. Только на втором круге, с минимальной видимостью, вертолёт наконец снизился в нужной точке — между двумя зданиями с узкой площадкой. Пилот с трудом удержал машину от крена, пока груз и люди быстро поднимались на борт. После эвакуации пилоты не говорили лишнего. Только в ангаре, проверяя систему, один из техников взглянул на главную панель и покачал головой:— «Ей пора на пенсию. Слепой бы точнее посадил».
Ситуации повторялись с тревожной предсказуемостью. Техника ломалась практически при каждом выезде. Сначала сбои были редкими: тут не сработала радиосвязь, там загорелась лампочка «Check Engine», но в последние недели сбои стали массовыми и систематичными. Особенно ярко это проявилось после ночного патруля в окрестностях Редвуд-Лайтс. Возвращение на базу должно было стать рутинным завершением задания, но вместо того чтобы отправиться на отдых, бойцы оказались в ангаре, склонившись над капотами своих машин.
У одной из бронемашин глючила бортовая электроника — экран мигал, словно в старом телевизоре, на панели приборов металась ошибка системы трансмиссии, и всё время звучал навязчивый звуковой сигнал. У второй — заклинило тормоза: колёса не разблокировались даже с помощью лома. Ещё у одной сломалась система охлаждения — из-под капота валил пар, как из паровоза. Каждый занимался чем мог. Кто-то ковырялся в электропроводке с налобным фонарём, кто-то ползал под днищем, отстукивая замёрзшие механизмы. Трое стояли рядом, держась за кофе и перешёптываясь, с равной долей мата и иронии описывая свои «приключения» в пути.
Этот вечер в ангаре стал не просто брифингом — это был коллективный выдох. Никто не кричал, не обвинял. Просто осознание: армия на износе. И пока не произойдут изменения — каждый новый выезд будет всё больше походить на русскую рулетку.
В один из дней патруль был отправлен на север, в сторону Палето Бей. Всё шло штатно, пока у двух из четырёх машин не появились красные значки неисправности. Двигатели начали дёргаться, климат-контроль отказал, системы оборотов застыли. Машины пришлось оставить у обочины, экипаж пересел в оставшиеся. Путь до форта занял вдвое больше времени. Один из солдат на вопрос диспетчера, как идёт патруль, ответил: «Если б я шёл пешком, пришёл бы быстрее».У одной из бронемашин глючила бортовая электроника — экран мигал, словно в старом телевизоре, на панели приборов металась ошибка системы трансмиссии, и всё время звучал навязчивый звуковой сигнал. У второй — заклинило тормоза: колёса не разблокировались даже с помощью лома. Ещё у одной сломалась система охлаждения — из-под капота валил пар, как из паровоза. Каждый занимался чем мог. Кто-то ковырялся в электропроводке с налобным фонарём, кто-то ползал под днищем, отстукивая замёрзшие механизмы. Трое стояли рядом, держась за кофе и перешёптываясь, с равной долей мата и иронии описывая свои «приключения» в пути.
Этот вечер в ангаре стал не просто брифингом — это был коллективный выдох. Никто не кричал, не обвинял. Просто осознание: армия на износе. И пока не произойдут изменения — каждый новый выезд будет всё больше походить на русскую рулетку.
Но тяжелее всего — не техника. Тяжелее всего — люди. Постоянные перебои, аварии, угрозы и ожидание помощи бьют по психике. Бойцы всё чаще замыкаются, на брифингах молчат. Младшие офицеры жалуются на потерю мотивации среди личного состава. Некоторые прямо говорят: «Мы больше не уверены, что техника довезёт нас домой». Последняя капля — случай, когда отряд не смог вовремя прибыть на подкрепление к полицейским из-за поломок. Это стоило жизней.
Прошло всего несколько недель, но в ощущении бойцов — целая эпоха. На базах все чаще говорят не о боевых задачах, а о том, на каком этапе сегодня «сломается лошадь». Армия, некогда символ стабильности и надёжности, всё чаще превращается в медленно ползущий механизм с искрящими проводами, скрипящей подвеской и панелью, на которой постоянно горит надпись "ERROR". Раньше эта надпись вызывала усмешку. Теперь — тишину. В одной из недавних ситуаций трое бойцов, выехавших на лёгкой технике для патрулирования границ штата, не смогли даже добраться до первой контрольной точки. Одна машина заглохла через 5 минут, вторая — потеряла управление, когда навигация неожиданно "пересчитала" маршрут и направила их в тупик, буквально в стену старого ангара. Они вышли, сели на капот и молча курили. Через двадцать минут они сами вызвали гражданскую эвакуационную службу — военная была недоступна. Водитель эвакуатора, смущённо глядя на форму, только бросил: «Вы же военные… вам бы, наоборот, нас вытаскивать». Усталость копится не только в мышцах, но и в взглядах. Разговоры у костров на полевых выездах уже не про семьи, а про то, кто что чинил вчера и у кого каким способом удалось завести старый транспорт. Кто-то с собой возит ноутбук — с пиратской копией софта для диагностики. Неофициально. Армия просит терпеть. Но терпеть стало небезопасно. Самое страшное — это не перегретый двигатель, не пробитая ось и не горящий чек. Самое страшное — когда на вызов идут неуверенно. Когда, стоя на брифинге, командир говорит: «Довезём, если повезёт». Когда вместо расчёта на машину, боец уже в уме прикидывает, сколько груза он сможет унести на себе, если всё снова сломается. Это — потеря веры. В систему. В подготовку. В технику. А значит — и в саму структуру. Без манёвренных, надёжных и защищённых машин, армия остаётся на бумаге. Без транспортных вертолётов, способных забирать бойцов из сложных точек, каждая операция — игра на выбывание. Без грузовиков, которые доезжают не по воле судьбы, а потому что на это рассчитаны, вся логистика превращается в лотерею. Каждая разбитая машина — это не просто техника. Это срыв операции. Это демотивация десятков бойцов. Это риск, на который никто не подписывался. А ведь армия — это не героизм на плакате, а повседневная надёжность. Уверенность в том, что приедешь, выполнишь и вернёшься. Сегодня эту уверенность у нас забрали. Обновление парка — не прихоть, не роскошь, и не комфорт. Это — жизненная необходимость. Это — возвращение к фундаменту военной службы: защите, скорости, точности, ответственности. Нам не нужны идеальные условия. Нам нужны рабочие машины. Надёжные, как мы сами. Без этого — вся система держится на скотче, харизме старших офицеров и моральной воле солдат. Но даже она начинает трещать. Пока не стало поздно — нужно не латать, а менять. Не чинить то, что изжило себя, а строить на новом. Иначе следующая колонна может уже не дойти. А история об этом будет написана не нашими руками.
Прошло всего несколько недель, но в ощущении бойцов — целая эпоха. На базах все чаще говорят не о боевых задачах, а о том, на каком этапе сегодня «сломается лошадь». Армия, некогда символ стабильности и надёжности, всё чаще превращается в медленно ползущий механизм с искрящими проводами, скрипящей подвеской и панелью, на которой постоянно горит надпись "ERROR". Раньше эта надпись вызывала усмешку. Теперь — тишину. В одной из недавних ситуаций трое бойцов, выехавших на лёгкой технике для патрулирования границ штата, не смогли даже добраться до первой контрольной точки. Одна машина заглохла через 5 минут, вторая — потеряла управление, когда навигация неожиданно "пересчитала" маршрут и направила их в тупик, буквально в стену старого ангара. Они вышли, сели на капот и молча курили. Через двадцать минут они сами вызвали гражданскую эвакуационную службу — военная была недоступна. Водитель эвакуатора, смущённо глядя на форму, только бросил: «Вы же военные… вам бы, наоборот, нас вытаскивать». Усталость копится не только в мышцах, но и в взглядах. Разговоры у костров на полевых выездах уже не про семьи, а про то, кто что чинил вчера и у кого каким способом удалось завести старый транспорт. Кто-то с собой возит ноутбук — с пиратской копией софта для диагностики. Неофициально. Армия просит терпеть. Но терпеть стало небезопасно. Самое страшное — это не перегретый двигатель, не пробитая ось и не горящий чек. Самое страшное — когда на вызов идут неуверенно. Когда, стоя на брифинге, командир говорит: «Довезём, если повезёт». Когда вместо расчёта на машину, боец уже в уме прикидывает, сколько груза он сможет унести на себе, если всё снова сломается. Это — потеря веры. В систему. В подготовку. В технику. А значит — и в саму структуру. Без манёвренных, надёжных и защищённых машин, армия остаётся на бумаге. Без транспортных вертолётов, способных забирать бойцов из сложных точек, каждая операция — игра на выбывание. Без грузовиков, которые доезжают не по воле судьбы, а потому что на это рассчитаны, вся логистика превращается в лотерею. Каждая разбитая машина — это не просто техника. Это срыв операции. Это демотивация десятков бойцов. Это риск, на который никто не подписывался. А ведь армия — это не героизм на плакате, а повседневная надёжность. Уверенность в том, что приедешь, выполнишь и вернёшься. Сегодня эту уверенность у нас забрали. Обновление парка — не прихоть, не роскошь, и не комфорт. Это — жизненная необходимость. Это — возвращение к фундаменту военной службы: защите, скорости, точности, ответственности. Нам не нужны идеальные условия. Нам нужны рабочие машины. Надёжные, как мы сами. Без этого — вся система держится на скотче, харизме старших офицеров и моральной воле солдат. Но даже она начинает трещать. Пока не стало поздно — нужно не латать, а менять. Не чинить то, что изжило себя, а строить на новом. Иначе следующая колонна может уже не дойти. А история об этом будет написана не нашими руками.
| ARMY 01 | Karin Grand Cruiser 200 | 2000000 | Ubermacht 760I J70 2022 | 5800000 |
| ARMY 02 | Karin Grand Cruiser 200 | 2000000 | Ubermacht 760I J70 2022 | 5800000 |
| ARMY 03 | Police Gallivanter Range Rider ( polsvr ) | 3100000 | Ubermatcht Y6W F86 | 5000000 |
| ARMY 04 | Police Gallivanter Range Rider ( polsvr ) | 3100000 | Ubermatcht Y6W F86 | 5000000 |
| ARMY 05 | Karin Grand Cruiser 200 | 2000000 | Ubermacht 760I J70 2022 | 5800000 |
| ARMY 06 | Karin Grand Cruiser 200 | 2000000 | Ubermacht 760I J70 2022 | 5800000 |
| ARMY 07 | Obey PS7 | 5000000 | Ubermacht 760I J70 2022 | 5800000 |
| ARMY 08 | Obey PS7 | 5000000 | Ubermacht 760I J70 2022 | 5800000 |
| ARMY 13 | Police Gallivanter Range Rider ( polsvr | 3100000 | Ubermacht 760I J70 2022 | 5800000 |
| ARMY 14 | Police Gallivanter Range Rider ( polsvr | 3100000 | Ubermacht 760I J70 2022 | 5800000 |
| ARMY 43 | Police Gallivanter Range Rider ( polsvr | 3100000 | Ubermacht W5 H90 LCI 2021 | 4750000 |
| ARMY 44 | Police Gallivanter Range Rider ( polsvr | 3100000 | Ubermacht W5 H90 LCI 2021 | 4750000 |
| ARMY 45 | Police Gallivanter Range Rider ( polsvr | 3100000 | Ubermacht W5 H90 LCI 2021 | 4750000 |
| ARMY 47 | Annihilator Steals | 3000000 | Annihilator Steals | 3000000 |
| ARMY 48 | SuperVolito | 1000000 | Hunter | 2500000 |
| ARMY 49 | Buzzard | 1500000 | Frogger | 1500000 |
сумма проданных(старых т\с) : 45 200 000$
cумма для покупки новых: 77 650 000$
Нужная сумма : (77 650 000$ - 45 200 000$ * 0,6) * 0,2 = 10 106 000$
исходники
Участники
Tommy Ocean
Sam Ocean
Sesherli Syndicate
Frusya Syndicate
Misori Vendetta
Theo Ocean
Erich Ocean
Jessie Ocean
Nick Ocean
приказ
Последнее редактирование: