- Автор темы
- #1
1. Tsaionary Diez
2. Мужской
3.26.02.1990
2. Мужской
3.26.02.1990
ГЛАВА I: Истоки
(Родители, детство)
играй за прокурора, чьи мотивы были куплены задолго до его рождения - Я
(Родители, детство)
играй за прокурора, чьи мотивы были куплены задолго до его рождения - Я
Дождь в Санрайзе это не просто погода. Это состояние души. Он не льет потоками, не обрушивается ливнями, да и вообще здесь это редкость, но он сеется с небес мелкой, назойливой изморосью и заставляет кости ныть тупой, старческой болью. Благо само название городка окутывает иллюзией теплого и нежного лучика солнце, пробившегося свквозь первый снег к тянущемуся к нему цветочку. Я стою у массивного окна своего кабинета на третьем этаже и смотрю, как этот дождь стирает контуры города, превращая огни неоновых вывесок и фонарей в размытые, болезненные пятна. Сигарета, наполненная болью, уже давно истлела в пепельнице, оставив после себя лишь пыль. Все мы ей когда-то станем. Вопрос лишь во времени. Отражение в стекле - мужчина в дорогом костюме, с лицом, на котором шрам от скулы до подбородка был выбелен холодным светом ламп. Изредка я брал отпуск и подрабатывал мимом.
Мне было в кайф эмигрировать из серьезного дядьки в клоуна для публики. Да и высмеивать людей напрямую без зазрений совести не каждому позволено. Мне как-то нужно было выпускать пар и надевать эти белые линзы и наносить себе "Маску мима" Но..
Мои история началась не здесь. Она приплыла через океан, завернутое в байковое одеяло и ложь. Отец Коннор Детройт. Не герой, а выживший. Он выкарабкался из кровавой бойни высадки в Нормандии в июне 44-го и что-то в нем навсегда сломалось, выгорело, как лампочка, оставив лишь серую гордость, прикрытую мундиром капитана. Мать, Анжелла Диез, но все звали её Желла. Хрупкая птица, выброшенная войной из своего гнезда где-то на солнечной Сицилии. Её семья, её дом, её жизнь - обратилось в пепел, как и всё на пути грицев*. Она нашла приют в Амстердаме и подрабатывала там горничной.
Их встреча была предначертана судьбой. Но то была история, обреченная с первого взгляда. Вспышка страсти в номере, пропахшем табаком и виски.Недосказанные слова. И результат - я.
Отец поступил как “честный человек”. Оформил брак. Добился перевода из первых рядов в другое место. И вот мы уже плывем на громадном военном транспортнике к Санрайзу. Я не помню того путешествия.Помню тряску корабля, ругань людей, запах табака, но не помню ничего, что связывало бы меня с Отцом. Ни взгляда, ни запаха... Они привезли сюда не меня, ребенка. Они привезли сюда свое постыдное, мерзкое прошлое. Свою ошибку и закопали его в самом солнечном уголке мира, надеясь, что Солнце и время сравняют испорченную могилу с землей.
Отец устроился в военную полицию порта. Его мир сузился до доков, забитых ржавыми сухогрузами, до вонючих трюмов, где он искал контрабанду, до бесконечных проверок бумаг у оборванных матросов. Ну и как же без алкоголя? Он постоянно бухал. Из рассказов матери я часто слышал, что они вечно срались… Да и из детства я помню только ругань и ор отца. Мать всячески пыталась сделать уютной нашу квартиру в том самом районе, где окна выходили не на улицу, а на глухую кирпичную стену соседнего дома. Она вешала шторы, ставила в вазу одинокий цветок, купленный на последние деньги и часами могла смотреть в одну точку, напевая мотивы “Bella Chiao”. Ее дом был прекрасным призраком, который не мог пробиться сквозь серую реальность Санрайза. А я был живым напоминанием о том, почему этот призрак никогда не станет явью.
Тяжесть отцовского молчания, в котором я слышал гул далеких орудий. Тяжесть материнской тоски, которая висела в воздухе нашей квартиры, как запах несвежих цветов. И тяжесть этого вечного, проклятого Солнца, что окутывало улицы города, но никогда не могло осветить его душу. Мою душу. Я родился от столкновения двух катастроф. И всю свою жизнь я лишь пытался понять, какую же из них мне суждено повторить.
Мне было в кайф эмигрировать из серьезного дядьки в клоуна для публики. Да и высмеивать людей напрямую без зазрений совести не каждому позволено. Мне как-то нужно было выпускать пар и надевать эти белые линзы и наносить себе "Маску мима" Но..
Мои история началась не здесь. Она приплыла через океан, завернутое в байковое одеяло и ложь. Отец Коннор Детройт. Не герой, а выживший. Он выкарабкался из кровавой бойни высадки в Нормандии в июне 44-го и что-то в нем навсегда сломалось, выгорело, как лампочка, оставив лишь серую гордость, прикрытую мундиром капитана. Мать, Анжелла Диез, но все звали её Желла. Хрупкая птица, выброшенная войной из своего гнезда где-то на солнечной Сицилии. Её семья, её дом, её жизнь - обратилось в пепел, как и всё на пути грицев*. Она нашла приют в Амстердаме и подрабатывала там горничной.
Их встреча была предначертана судьбой. Но то была история, обреченная с первого взгляда. Вспышка страсти в номере, пропахшем табаком и виски.Недосказанные слова. И результат - я.
Отец поступил как “честный человек”. Оформил брак. Добился перевода из первых рядов в другое место. И вот мы уже плывем на громадном военном транспортнике к Санрайзу. Я не помню того путешествия.Помню тряску корабля, ругань людей, запах табака, но не помню ничего, что связывало бы меня с Отцом. Ни взгляда, ни запаха... Они привезли сюда не меня, ребенка. Они привезли сюда свое постыдное, мерзкое прошлое. Свою ошибку и закопали его в самом солнечном уголке мира, надеясь, что Солнце и время сравняют испорченную могилу с землей.
Отец устроился в военную полицию порта. Его мир сузился до доков, забитых ржавыми сухогрузами, до вонючих трюмов, где он искал контрабанду, до бесконечных проверок бумаг у оборванных матросов. Ну и как же без алкоголя? Он постоянно бухал. Из рассказов матери я часто слышал, что они вечно срались… Да и из детства я помню только ругань и ор отца. Мать всячески пыталась сделать уютной нашу квартиру в том самом районе, где окна выходили не на улицу, а на глухую кирпичную стену соседнего дома. Она вешала шторы, ставила в вазу одинокий цветок, купленный на последние деньги и часами могла смотреть в одну точку, напевая мотивы “Bella Chiao”. Ее дом был прекрасным призраком, который не мог пробиться сквозь серую реальность Санрайза. А я был живым напоминанием о том, почему этот призрак никогда не станет явью.
Тяжесть отцовского молчания, в котором я слышал гул далеких орудий. Тяжесть материнской тоски, которая висела в воздухе нашей квартиры, как запах несвежих цветов. И тяжесть этого вечного, проклятого Солнца, что окутывало улицы города, но никогда не могло осветить его душу. Мою душу. Я родился от столкновения двух катастроф. И всю свою жизнь я лишь пытался понять, какую же из них мне суждено повторить.
ГЛАВА II: Отблески детства
(Детство и родители)
Боль порождает ненависть - Пейн.
(Детство и родители)
Боль порождает ненависть - Пейн.
Если бы меня попросили описать мое детство одним словом, это было бы слово “пустота”. Пустота палитры цветов. Пустота звука. Детского смеха не было в нашем доме. Лишь тяжелые вздохи матери, которые отскакивали от стен нашей скромной однушки. Пустота в памяти. Оно не состояло из событий. Оно было фоном, на котором ничего не происходило. У меня не было игрушек, не было домашних питомцев. Не было ничего, что я мог бы запомнить хорошего.
Наш дом был лабиринтом из тишины. Я научился различать ее оттенки. Была тяжелая, нагнетающая тишина, когда отец возвращался с работы. Он входил, и воздух в прихожей становился густым, как сироп. Он снимал сапоги, вешал мокрое пальто, и его движения были лишены какой-либо суеты, отточены, как у автомата. От него пахло портом. Смесью ржавчины, мазута, соленой воды и чего-то еще…
Мы ужинали. Звук ножа и вилки, скребущих по тарелкам, был громче любых слов. Иногда он бросал фразы, обрубки приказов, обращенные ко мне. “Спину прямо”. “Взгляд уверенный”. “Слабых бьют”. Это не было воспитанием. Это была дрессировка. Он готовил меня к миру, который видел сам. К джунглям, где выживает не самый умный, а самый жесткий. Его уроки были не в словах, а в молчании, которым он отвечал на мои детские неудачи. Провалил тест? Молчание. Подрался во дворе и проиграл? Молчание, но в глазах…Он ненавидел меня и все, что его окружало… Презрение, которое жгло сильнее любого наказания.
Мир матери был другим. Он пах ландышами, которые она пыталась выращивать на подоконнике и дешевым вином, что помогало ей уснуть. Она говорила на ломаном английском и ее речь была похожа на щебет потерянной птицы.Она очень часто пела различные песни с Итальянским мотивом. Она жила не в Санрайзе, а в тех песнях, в тех воспоминаниях о тепле, которого я никогда не знал. Иногда она пыталась обнять меня, но ее прикосновения были легкими, почти невесомыми, будто она боялась меня сломать. Да, это были объятья, но наполненные льдом и едким морозом. Боялась ли она меня?
Мои дни были маршем. Школа - Дом - Двор. У меня не было друзей. Дружба требует открытости, доверия, а меня учили обратному. Я был тенью, которая скользила между домом и школой, наблюдая за ребячеством своих одногодок.
Я наблюдал за жизнью города через призму отчаяния. Я видел, как в дорогих автомобилях по центральным дорогам проезжали важные мужчины в шляпах. Видел, как в темных переулках доков сновали жалкие фигуры, торгуя чем-то. Видел, как полицейские получали свои конверты, а владельцы лавок платили за “крышу”. Я видел систему. И я понимал, что мой отец, с его дурацкими принципами был всего лишь винтиком в ней. Маленьким, нищим, трусливым винтиком. И я дал себе слово, что никогда не стану как он. Если уж быть частью механизма, то только шестеренкой, которая вращает другие. Или рукой, что заводит всю эту машину.
Мое детство закончилось не в какой-то конкретный день. Оно просто испарилось без следа, словно его и не было.
Наш дом был лабиринтом из тишины. Я научился различать ее оттенки. Была тяжелая, нагнетающая тишина, когда отец возвращался с работы. Он входил, и воздух в прихожей становился густым, как сироп. Он снимал сапоги, вешал мокрое пальто, и его движения были лишены какой-либо суеты, отточены, как у автомата. От него пахло портом. Смесью ржавчины, мазута, соленой воды и чего-то еще…
Мы ужинали. Звук ножа и вилки, скребущих по тарелкам, был громче любых слов. Иногда он бросал фразы, обрубки приказов, обращенные ко мне. “Спину прямо”. “Взгляд уверенный”. “Слабых бьют”. Это не было воспитанием. Это была дрессировка. Он готовил меня к миру, который видел сам. К джунглям, где выживает не самый умный, а самый жесткий. Его уроки были не в словах, а в молчании, которым он отвечал на мои детские неудачи. Провалил тест? Молчание. Подрался во дворе и проиграл? Молчание, но в глазах…Он ненавидел меня и все, что его окружало… Презрение, которое жгло сильнее любого наказания.
Мир матери был другим. Он пах ландышами, которые она пыталась выращивать на подоконнике и дешевым вином, что помогало ей уснуть. Она говорила на ломаном английском и ее речь была похожа на щебет потерянной птицы.Она очень часто пела различные песни с Итальянским мотивом. Она жила не в Санрайзе, а в тех песнях, в тех воспоминаниях о тепле, которого я никогда не знал. Иногда она пыталась обнять меня, но ее прикосновения были легкими, почти невесомыми, будто она боялась меня сломать. Да, это были объятья, но наполненные льдом и едким морозом. Боялась ли она меня?
Мои дни были маршем. Школа - Дом - Двор. У меня не было друзей. Дружба требует открытости, доверия, а меня учили обратному. Я был тенью, которая скользила между домом и школой, наблюдая за ребячеством своих одногодок.
Я наблюдал за жизнью города через призму отчаяния. Я видел, как в дорогих автомобилях по центральным дорогам проезжали важные мужчины в шляпах. Видел, как в темных переулках доков сновали жалкие фигуры, торгуя чем-то. Видел, как полицейские получали свои конверты, а владельцы лавок платили за “крышу”. Я видел систему. И я понимал, что мой отец, с его дурацкими принципами был всего лишь винтиком в ней. Маленьким, нищим, трусливым винтиком. И я дал себе слово, что никогда не стану как он. Если уж быть частью механизма, то только шестеренкой, которая вращает другие. Или рукой, что заводит всю эту машину.
Мое детство закончилось не в какой-то конкретный день. Оно просто испарилось без следа, словно его и не было.
ГЛАВА III: Я - убийца?
(Детство и образование)
(Детство и образование)
Ты слаб, потому что в тебе недостаточно ненависти - Итачи
В Санрайзе тебя либо уважают, либо не замечают. Меня не замечали. Я был тихим, замкнутым парнем, который носил в портфеле не сигареты и не финку, а книги. В мире, где ценилась грубая сила, это было смертным приговором. Мой район, “Марабунта”, был рассадником мелких бандитов и отбросов. Школа была его точной копией в миниатюре.
Главным рассадником всех зол нашего класса был Мунярис “Марля” Тильтун. Здоровенный, как бык, подросток с лицом, на котором уже читалась будущая печать воровства и алкоголизма. Его развлечением было находить жертву и издеваться над ней, с наслаждением. Ломать её, делать из неё пустышку, наполненную страхом.
В один из дней меня настигла та же участь.Был холодный ноябрь. В воздухе веяло тлеющими углями и сыростью. Изредка из-под облаков выглядывало солнце. Я, как всегда, шел после уроков домой. За мной увязался он и его прихвостни. Они шли за мной, пока мы не дошли до переулка, в котором был тупик. Рядом стояла мусорка, облезлый кот копошился в поисках пропитания на ближайшие пару дней. Возле него оказалась туша 12-ти летнего подростка. Это был я, весь в крови, измотанный и обезжизненный. Я помню четко, как меня окликнул один из его шайки. Как же его… Не суть.. Главное, что я запомнил его “Гнусное хихиканье”, которое отразилось глухим гулом в моем левом ухе.
“Ну че, говорят у тя папаша коп?” - второй удар. Я согнулся. Кровь пошла носом и начала стекать с моих губ.
“Думаешь он тебя спасет?” - пинок в лицо. Я упал на землю и скорчился от боли. Страх. Он сковал всё моё тело. Избиение и унижение. Так продолжаться будет день за днем.
Марля вырвал у меня портфель и швырнул его в мусорку неподалёку. Мои учебники и конспекты были в какой-то непонятной жиже. Лежа на асфальте в моей голове что-то щёлкнуло. Я вспоминал правила игры, которым, не осознавая, учил меня мой никчемный папаша. Либо ты, либо тебя. Животный инстинкт порождает ненависть к слабым. Марля посмотрел на меня исподлобья. “Ну че, маменькин сы…”
В него прилетел камень. Я нашел в себе силы приподняться и камень, на который я упал, оказался как никогда кстати. Я не осознавал, что все так получится. Его вопль услышала вся округа. Я не помню, как это случилось, но благодарен богу или кому-то еще, что этот камень оказался у моих ног. Я помню всю ярость, которую вложил в этот бросок. Я помню его яростный крик. Он рухнул, как полено, держа себя за голову. Кровь. Её было слишком много на такую маленькую площадь. Его и моя кровь смешались в одну структуру. Она запачкала всё. Алая, тёплая кровь хлестала из моего носа и его черепа. Два его кента стояли в ступоре. Их смех сменился ужасом. Глаза остекленели и они смотрели на меня. Стоящего в крови млекопитающего, на которого напали гиены. Я сменил взгляд с Марли на его дружка. Он отшатнулся, побледневший от происходящего. “Ты..Ты че сделал?” - проскользнуло из его уст. Он развернулся и дал дёру. Как и второй…
Я собирался уйти, держась за нос, достал портфель из гнилых отходов и устремился домой. Марля лежал, скорчившись от боли и страха смерти… Никто не остановил меня.. Я шел и дождь смывал с меня капли крови. Чувство, наполненное внутри меня было чище кристальной воды. Это была уверенность. Я не сделал ничего плохого, это просто самооборона. Я дал отпор. Я показал, что я не жертва. Мир от этого не рухнет. Наоборот, он встал на свои места. Более умные восходят над хищниками, которые пожирают овец. С того дня меня перестали трогать. За своей спиной я слышал шепоты.Хах. Наверное обсуждали, насколько я ебанутый. С этого момента я понял главный закон жизни - заставить бояться больше, чем боишься ты.
В Санрайзе тебя либо уважают, либо не замечают. Меня не замечали. Я был тихим, замкнутым парнем, который носил в портфеле не сигареты и не финку, а книги. В мире, где ценилась грубая сила, это было смертным приговором. Мой район, “Марабунта”, был рассадником мелких бандитов и отбросов. Школа была его точной копией в миниатюре.
Главным рассадником всех зол нашего класса был Мунярис “Марля” Тильтун. Здоровенный, как бык, подросток с лицом, на котором уже читалась будущая печать воровства и алкоголизма. Его развлечением было находить жертву и издеваться над ней, с наслаждением. Ломать её, делать из неё пустышку, наполненную страхом.
В один из дней меня настигла та же участь.Был холодный ноябрь. В воздухе веяло тлеющими углями и сыростью. Изредка из-под облаков выглядывало солнце. Я, как всегда, шел после уроков домой. За мной увязался он и его прихвостни. Они шли за мной, пока мы не дошли до переулка, в котором был тупик. Рядом стояла мусорка, облезлый кот копошился в поисках пропитания на ближайшие пару дней. Возле него оказалась туша 12-ти летнего подростка. Это был я, весь в крови, измотанный и обезжизненный. Я помню четко, как меня окликнул один из его шайки. Как же его… Не суть.. Главное, что я запомнил его “Гнусное хихиканье”, которое отразилось глухим гулом в моем левом ухе.
“Ну че, говорят у тя папаша коп?” - второй удар. Я согнулся. Кровь пошла носом и начала стекать с моих губ.
“Думаешь он тебя спасет?” - пинок в лицо. Я упал на землю и скорчился от боли. Страх. Он сковал всё моё тело. Избиение и унижение. Так продолжаться будет день за днем.
Марля вырвал у меня портфель и швырнул его в мусорку неподалёку. Мои учебники и конспекты были в какой-то непонятной жиже. Лежа на асфальте в моей голове что-то щёлкнуло. Я вспоминал правила игры, которым, не осознавая, учил меня мой никчемный папаша. Либо ты, либо тебя. Животный инстинкт порождает ненависть к слабым. Марля посмотрел на меня исподлобья. “Ну че, маменькин сы…”
В него прилетел камень. Я нашел в себе силы приподняться и камень, на который я упал, оказался как никогда кстати. Я не осознавал, что все так получится. Его вопль услышала вся округа. Я не помню, как это случилось, но благодарен богу или кому-то еще, что этот камень оказался у моих ног. Я помню всю ярость, которую вложил в этот бросок. Я помню его яростный крик. Он рухнул, как полено, держа себя за голову. Кровь. Её было слишком много на такую маленькую площадь. Его и моя кровь смешались в одну структуру. Она запачкала всё. Алая, тёплая кровь хлестала из моего носа и его черепа. Два его кента стояли в ступоре. Их смех сменился ужасом. Глаза остекленели и они смотрели на меня. Стоящего в крови млекопитающего, на которого напали гиены. Я сменил взгляд с Марли на его дружка. Он отшатнулся, побледневший от происходящего. “Ты..Ты че сделал?” - проскользнуло из его уст. Он развернулся и дал дёру. Как и второй…
Я собирался уйти, держась за нос, достал портфель из гнилых отходов и устремился домой. Марля лежал, скорчившись от боли и страха смерти… Никто не остановил меня.. Я шел и дождь смывал с меня капли крови. Чувство, наполненное внутри меня было чище кристальной воды. Это была уверенность. Я не сделал ничего плохого, это просто самооборона. Я дал отпор. Я показал, что я не жертва. Мир от этого не рухнет. Наоборот, он встал на свои места. Более умные восходят над хищниками, которые пожирают овец. С того дня меня перестали трогать. За своей спиной я слышал шепоты.Хах. Наверное обсуждали, насколько я ебанутый. С этого момента я понял главный закон жизни - заставить бояться больше, чем боишься ты.
ГЛАВА IV: ТЕНЬ СЕБЯ ПРОШЛОГО.
(Образование и работа)
(Образование и работа)
То, что для одного реальность, для другого может быть лишь иллюзией - Итачи
После инцидента с Марлей моя жизнь обрела стабильность. Меня оставили в покое. Мой страх стал моей главной защитой. И за этой защитой я мог наконец-то сосредоточиться на учебе. Я мечтал вершить правосудие над такими как Марля. Жалкими, трусливыми, но сильными. Людьми, которые сбиваются в кучки и травят общество. Это плесень цивилизации, которая единственное что может - бояться. Учеба стала для меня оружием выживания. Юрфак Санрайза не был богатством науки. Здесь учили искать не истину, а принимать более выгодную сторону. Пока другие студенты спорили о философских нравоучениях, о морали сей басни я погружался в сухие буквы закона. Я узрел в них не просто строчки, а конструктор. Отточенный механизм, созданный для тех, кто умеет им управлять. Из него можно было слепить как и тюремный срок, так и оправдательный приговор. Мой мозг, созданный для выживания в любой среде, лишенный каких-либо эмоций, порожденный ненавистью и страхом, отсутствием любви и моральных дилемм идеально подходит для этого мира. Я быстро анализировал происходящие и находил изъяны в любых делах. Моим любимым “Полигоном” для испытаний были дела с организованной преступностью. Я щелкал их как орешки. Подходил не со стороны закона и полиции, а стороны военного тактика, организовавшего план по штурму. Как они строят такие операции? Где слабое место? Как они вербуют людей? Кто такой Муня? Я видел в мафиях не банду дикарей, а монополию. Целую корпорацию. Мир внутри страны, со своими правилами и законами. Бороться с целым миром бесполезно, по крайней мере не по их правилам. Целиться нужно в их центр, в их мозговой, опытный центр. По их связям. Рубить им все концы для финансов, а самое главное по их репутации среди конкурентов.
Стажировка в Окружной прокуратуре стала плацдармом моего становления личностью. Все мои знания разбились о бетонную стену суровой реальности. Кабинет окружного пах не книгами и буквой закона, а дорогими виски и властью. Настоящей властью решать судьбы людей. Понравился человек? Пусть живет. Не понравился? В кутузку мотать срок. Моим наставником был такой человек. Алеха Муерта. Человек с натурой властного человека. Он видел всё насквозь и сразу мне сказал: “ Смотри, забудь всё, чему тебя учили в технаре или откуда ты там. Здесь нет правых и левых. Есть удобные и неудобные. Наша задача угождать удобным и упекать неудобных. Слишком навязчивый, любопытный журналюга? За препятствование следствию. Бандит? За разбои. Иногда даже конкуренты. Твоя работа грамотно отсекать таких людей. Ты выступаешь в роли ситечка в этой схеме. Ты выигрываешь все дела - иначе ты здесь не нужен”. Он сразу выложил все карты на стол. Показал все папки. Которые “Случайно потерялись”. Отчеты, облегчающие работу прокуратуры. Программу защиты свидетелей, которые “случайно” вспоминали ключевые для дел события. Я видел как Муерте одним телефонным звонком уничтожал компании и мелких чиновников, которые отказались от его “правил”. Я видел как он боролся с теми, кого за ужином хлопал по плечу, как боролся с теми, чьи подопечные были замешаны в заказных убийствах. Я стал понимать, моё тело вновь обрастало мясом. Но уже не человеческим, а крысиным, лживым и изворотливым. Но я не чувствовал отвращения.. Я чувствовал ясность мысли. Эта была та самая система, которую я перенял от отца с детства. Сильные угнетают слабых. Грязная, циничная, но эффективная. Муерте был не слабым, он трактовал правосудие. Выбирал из всех жертв наиболее слабую и карал. Он не нарушал закон, он был им. Я так же для себя понял, что не хочу быть марионеткой в чьей-то системе, но и не хочу быть как мой отец. Тем, кого эта система надломила, как соломинку и пустила по течению реки. Я хочу быть тем, кто дергает за ниточки этой системы. Тот, кто своей рукой пишет новые правила. Тем, кто решает кому гнить, а кому процветать. Я закончил стажировку с наилучшей рекомендацией.
“Холодный. Беспристрастный. В долгосрочной перспективе лучший из лучших.” - было написано в моем письме. Правдивые строки, жаль палачи отрубают головы тем, кого приговаривают, а не тем, кто держит рукоять.
После инцидента с Марлей моя жизнь обрела стабильность. Меня оставили в покое. Мой страх стал моей главной защитой. И за этой защитой я мог наконец-то сосредоточиться на учебе. Я мечтал вершить правосудие над такими как Марля. Жалкими, трусливыми, но сильными. Людьми, которые сбиваются в кучки и травят общество. Это плесень цивилизации, которая единственное что может - бояться. Учеба стала для меня оружием выживания. Юрфак Санрайза не был богатством науки. Здесь учили искать не истину, а принимать более выгодную сторону. Пока другие студенты спорили о философских нравоучениях, о морали сей басни я погружался в сухие буквы закона. Я узрел в них не просто строчки, а конструктор. Отточенный механизм, созданный для тех, кто умеет им управлять. Из него можно было слепить как и тюремный срок, так и оправдательный приговор. Мой мозг, созданный для выживания в любой среде, лишенный каких-либо эмоций, порожденный ненавистью и страхом, отсутствием любви и моральных дилемм идеально подходит для этого мира. Я быстро анализировал происходящие и находил изъяны в любых делах. Моим любимым “Полигоном” для испытаний были дела с организованной преступностью. Я щелкал их как орешки. Подходил не со стороны закона и полиции, а стороны военного тактика, организовавшего план по штурму. Как они строят такие операции? Где слабое место? Как они вербуют людей? Кто такой Муня? Я видел в мафиях не банду дикарей, а монополию. Целую корпорацию. Мир внутри страны, со своими правилами и законами. Бороться с целым миром бесполезно, по крайней мере не по их правилам. Целиться нужно в их центр, в их мозговой, опытный центр. По их связям. Рубить им все концы для финансов, а самое главное по их репутации среди конкурентов.
Стажировка в Окружной прокуратуре стала плацдармом моего становления личностью. Все мои знания разбились о бетонную стену суровой реальности. Кабинет окружного пах не книгами и буквой закона, а дорогими виски и властью. Настоящей властью решать судьбы людей. Понравился человек? Пусть живет. Не понравился? В кутузку мотать срок. Моим наставником был такой человек. Алеха Муерта. Человек с натурой властного человека. Он видел всё насквозь и сразу мне сказал: “ Смотри, забудь всё, чему тебя учили в технаре или откуда ты там. Здесь нет правых и левых. Есть удобные и неудобные. Наша задача угождать удобным и упекать неудобных. Слишком навязчивый, любопытный журналюга? За препятствование следствию. Бандит? За разбои. Иногда даже конкуренты. Твоя работа грамотно отсекать таких людей. Ты выступаешь в роли ситечка в этой схеме. Ты выигрываешь все дела - иначе ты здесь не нужен”. Он сразу выложил все карты на стол. Показал все папки. Которые “Случайно потерялись”. Отчеты, облегчающие работу прокуратуры. Программу защиты свидетелей, которые “случайно” вспоминали ключевые для дел события. Я видел как Муерте одним телефонным звонком уничтожал компании и мелких чиновников, которые отказались от его “правил”. Я видел как он боролся с теми, кого за ужином хлопал по плечу, как боролся с теми, чьи подопечные были замешаны в заказных убийствах. Я стал понимать, моё тело вновь обрастало мясом. Но уже не человеческим, а крысиным, лживым и изворотливым. Но я не чувствовал отвращения.. Я чувствовал ясность мысли. Эта была та самая система, которую я перенял от отца с детства. Сильные угнетают слабых. Грязная, циничная, но эффективная. Муерте был не слабым, он трактовал правосудие. Выбирал из всех жертв наиболее слабую и карал. Он не нарушал закон, он был им. Я так же для себя понял, что не хочу быть марионеткой в чьей-то системе, но и не хочу быть как мой отец. Тем, кого эта система надломила, как соломинку и пустила по течению реки. Я хочу быть тем, кто дергает за ниточки этой системы. Тот, кто своей рукой пишет новые правила. Тем, кто решает кому гнить, а кому процветать. Я закончил стажировку с наилучшей рекомендацией.
“Холодный. Беспристрастный. В долгосрочной перспективе лучший из лучших.” - было написано в моем письме. Правдивые строки, жаль палачи отрубают головы тем, кого приговаривают, а не тем, кто держит рукоять.
Глава V. Цена правды.
(Работа. Взрослая жизнь.)
Дело не в том, чтобы быть сильнейшим. речь идет о том, чтобы наслаждаться игрой. - Хисока
(Работа. Взрослая жизнь.)
Дело не в том, чтобы быть сильнейшим. речь идет о том, чтобы наслаждаться игрой. - Хисока
Моя карьера в прокуратуре была взлётом. После стажировки меня перевели в другой штат. Хавик. Спокойный и полный преступности город.
Молодой, амбициозный и неподкупный. Так писали про меня в заголовках газет. Моим коньком стали всё те же дела про ОПГ. Напротив таких дел стояла моя фамилия. Слухи в мафиозном мире быстро распространялись. Но они не понимали, с кем имеют дело. С одной стороны - новый, неопытный, никогда не знавший о их делах. С другой стороны - проживший в “гетто”, холодный и расчетливый парень. Я выигрывал дела одно за другим. Работал по схеме с нервной системой, мозгом. Находил слабую нить и ножницами проходился по ней. Того, у кого есть за что бороться. Тот, кто не от красивой жизни вступил в ряды однопартийцев. Тот, кто боялся тюрьмы. Угрозы. Шантаж. Программа по защите свидетелей. И вот у меня показания против более крупной рыбешки. Я чувствовал себя как рыбак. А приманкой выступали они, рыбки помельче.
Но с каждым выигранным делом, они как-будто становились сильнее. Чем больше ущерба они понесли, тем более обширным становилось их влияние. Рыбка покрупнее садилась в тюрьму, на её месте появлялись две точно такие же. Я словно рубил лес.. А из его поваленных веток вырастали новые, в два раза больше деревья..
Мой наставник, Окружной прокурор Кирилиан Рандр, старый, расчетливый политик, лишь хлопал меня по плечу: “Молодец, Тсайонари, отлично сработано! Мы выкуриваем этих тварей из их гнезд. Скоро их всех передавим”. Но в его глазах не было огня. Лишь холодный расчет. Капля за каплей. Такой же как мой, без горячей борьбы, без адского рвения. Именно он поручил мне расследовать дело против “Детроита”. Моего отца. Внутри меня мир рухнул на осколки стекла и каждое стеклышко впивалось мне в сердце. “Я НЕНАВИЖУ ЕГО” - подумал я про себя. “Что-то не так?” - спросил Рандр.
Я молча отнекнулся, взял папку и ушел к себе в кабинет. Дрожащими от ужаса пальцами, я еле-еле снял скрепку с уголка дела.
Фотография - отсутствует. Местонахождение - Санрайз. Текстайл-сити. Строберри-Авеню. И прочие приметы для дознания. В графе родственников не указан никто. “Кто-то подчистил…”- подумал я.
Мне предстоял нелегкий визит в “родной” дом. Спустя время я собрал всё необходимое, связался с местным прокурором и попросил навести справки. Дома я был уже наутро. Отец даже не посмотрел в мою сторону, когда я вошёл. Матери дома не было, она находилась в больнице. Передозировка… Единственный лучик солнца потух в этом доме. Показав свою ксиву я начал с простого. Разъяснил все права и выдвинул обвинения. Но он.. какая-же он дрянь. Молча встал и ушел. Тарелка улетела в стену и разлетелась вдребезги. Я навестил прокурора и он дал мне имена. Точнее клички. “Рыбак”, “Доходяга”, “Турбо”. “ Как-будто попал на выставку самых тупых существительных. Но будем работать с чем имеем”. - усмехнулся я. Прокурор молча передал мне папку и жестом показал, дескать иди. Я пошел в бар. Санрайз окутала пелена тумана, как в одеяло завернули младенца. Свет фар автомобилей пробивался сквозь туманную гладь и нежно покалывал глаза. Здесь ничего не поменялось.
В баре я наткнулся на Марлю. Рыжий, заносчивый тип. Я узнал его по шраму, на его тупой лысой башке, оставленную мной в далеком детстве. В груди застучал двигатель. Нахлынула ярость и вместе с ней я отправился к отцу на работу. В порту, обошедший каждый закоулок, я не застал его. За мной наблюдал один из главных и позвал к себе.
Предложив закурить, он спросил : “Ты че шарахаешься? Работа нужна? Ну иди ящики потаскай в грузовик, потом ко мне придешь за оплатой”.
“Я ищу отца. Бывший военный, лет 15 назад устроился здесь”. - смиренно промолвил я.
“Поняятно. Сегодня не его смена. Тя как звать?” - спросил мужик, весь провонявший в тухлой рыбятине.
Я молча встал и ушел.
“Ты если че заходи, меня не будет спроси Рыбака, меня все так зовут.”
Тогда я не придал этому значения. Только по-приходу домой я с ужасом посмотрел на папку с кодом “Рыбак”. Фак. Это он, тот на ком несколько висяков. Не дождавшись отца, я позвонил Рандеру и уточнил информацию. Рыбак - старый Сицилийский выродок, один из основателей старой школы и последний местный дон. Обвинялся в убийстве двух своих конкурентов. Братьев-близнецов О’Нил. Ирландцы, дерзкие типы. Но они проиграли… Ему? Лысому дядьке с доков? Бред какой-то.
Рандр сказал мне не вмешиваться. Дело было зыбким. Все свидетели молчали, как рыба в воде. Весомые доказательства были косвенными, недостаточными для уголовного преследования. Но все знали, что именно он поспособствовал их устранению.
Под утро вернулся отец. Я расспросил его про “Рыбака” и остальных, чтобы не выделять конкретно его. Новых сведений я не узнал и вернулся на Хавик. Неделя раскопок не принесла никаких плодов. Никаких зацепок или связей из прошлого. Кто-то изрядно постарался, чтобы ничего не нашли. Но почему нет сведений о моем отце? У рыбака были все приметы, все связи, все родственники, которых смогли найти. Хотя он явно “Рыбка” покрупнее, чем мой отец. Неужели я… Стук в дверь прервал мои размышления. Это был Рандр. Швырнул мне папку на стол и с несвойственным для него голосом радости прикрикнул : “Добей его, Диез. Твой звездный час”.
И вот я стою в том же порту. В том же кабинете. На мгновенье мне показалось, что я слышу запах отца. Запах инстинктивного насилия.. Вито, так звали рыбака по документам, сидел на кресле, когда я вошел. Он не был похож на монстра, способного убить двух.. а может и больше человек. Это был невысокий,в кепарике, старикашка. В элегантном пальто, а в зубах у него всегда была сигаретка. Но его глаза.. Глаза Марли, которого я видел в баре, наполненные злобой на весь мир. Глаза хищника, способного прямо сейчас вцепиться тебе в глотку.
“Сер Диез, - произнес он голосом, в котором скрипел гнилой пол и возраст. - Садитесь. Давайте начнем разговор с другого места.”
Я завел свою обычную, уже приевшуюся мне пластинку. Обвинение. Шантаж. Угрозы. Сделка. Он слушал, кивая на все мои повествования, как-будто слушал погоду. В конце на его лице разлетелась улыбка.
“Вы знаете, откуда у меня прозвище - Рыбак?” Я неудовлетворительно помотал головой. “ Я доставлял рыбу в порт. Вёл честный бизнес. Платил кому надо. Честный бизнес - это непостижимая роскошь. Платят тем, кто может доставить больше проблем. Сначала копы. Потом ворюги. Потом мафия. А потом меня осенило… Зачем платить кому-то, если могут платить тебе?” неловкая пауза прервалась внезапно распахнувшиеся окном.. Старичок приподнялся, чтобы его закрыть. На его руках были шрамы и прожилки от возраста.
“Ваш отец, Коннор, хороший солдат. Хорошо выполнял приказы”
Все осколки, которые пробили моё сердце, вырвались наружу. “ НЕ ВПУТЫВАЙ ЕГО В ЭТО” - я кинулся на старика. Но он, сука, был обучен лучше, чем любой солдат. Одним движением руки я оказался на полу. “ А он и так в этом, мальчик мой” - пробормотал, задыхаясь, старик. В Нидерландах он охранял не порядок, а мои поставки. Табак, виски..с него все начиналось. А твоя мать… хорошая женщина. Мне было её жалко и я принял её горничной в своем приюте”. Каждое его слово было ударом кувалдой по моим воспоминаниям. Я слышал каждый треск моего восприятия. Как все мои убеждения, весь мой мир в котором я борюсь со злом разлетается в разные стороны. Мир, в котором я творец, разбился на скорости об стену преступного мира.
“Ты думаешь… Ты думаешь ты борешься с нами, Тсай? Нееет. Ты дворник. Ты подметаешь место для новых творцов. Твой босс, Рандр на зарплате у Ирландец и специально навёл на меня и дал тебе дело твоего старика, которого никто не трогал 10 лет. Я ЕМУ ПОМОГ. Я. Понимаешь? Я мешаю ему”.
“Старое пиздло” - крикнул я и вырвался из-под его туши…
“Истину нельзя солгать, в нее нужно лишь верить”. В этот момент дверь распахнулась, в кабинет зашёл мой отец. Удивленный, но не проронивший ни слова… Предатель… Лжец… Как только я повернулся на дверь, старик показал свою натуру. Нож прошелся по моей щеке… Отец кинулся меня защищать и загородил меня от второго удара… Бездыханное тело упало на прогнивший от сырости пол. Я выбежал за дверь весь в слезах и крови. Острая, жгучая физическая боль..
“Носи теперь это, считай, что подарок” - крикнул в след “рыбачок”. Я добежал до бочки, где грелись бомжи и приложил платок к своей щеке. Вся рубашка, испачканная в крови, олицетворяла весь пиздец, случившийся внутри меня. Боль была ничем, по сравнению с той пустотой, которая оказалась у меня внутри. Правда, которую мне подарили была страшнее любого ножа. Нож перерезал кожу. Правда перерезала всю мою суть, кем я был. И я чувствовал как я умираю прямо здесь, истекаю кровью и умираю у бочки, наполненной старым пеплом.
Молодой, амбициозный и неподкупный. Так писали про меня в заголовках газет. Моим коньком стали всё те же дела про ОПГ. Напротив таких дел стояла моя фамилия. Слухи в мафиозном мире быстро распространялись. Но они не понимали, с кем имеют дело. С одной стороны - новый, неопытный, никогда не знавший о их делах. С другой стороны - проживший в “гетто”, холодный и расчетливый парень. Я выигрывал дела одно за другим. Работал по схеме с нервной системой, мозгом. Находил слабую нить и ножницами проходился по ней. Того, у кого есть за что бороться. Тот, кто не от красивой жизни вступил в ряды однопартийцев. Тот, кто боялся тюрьмы. Угрозы. Шантаж. Программа по защите свидетелей. И вот у меня показания против более крупной рыбешки. Я чувствовал себя как рыбак. А приманкой выступали они, рыбки помельче.
Но с каждым выигранным делом, они как-будто становились сильнее. Чем больше ущерба они понесли, тем более обширным становилось их влияние. Рыбка покрупнее садилась в тюрьму, на её месте появлялись две точно такие же. Я словно рубил лес.. А из его поваленных веток вырастали новые, в два раза больше деревья..
Мой наставник, Окружной прокурор Кирилиан Рандр, старый, расчетливый политик, лишь хлопал меня по плечу: “Молодец, Тсайонари, отлично сработано! Мы выкуриваем этих тварей из их гнезд. Скоро их всех передавим”. Но в его глазах не было огня. Лишь холодный расчет. Капля за каплей. Такой же как мой, без горячей борьбы, без адского рвения. Именно он поручил мне расследовать дело против “Детроита”. Моего отца. Внутри меня мир рухнул на осколки стекла и каждое стеклышко впивалось мне в сердце. “Я НЕНАВИЖУ ЕГО” - подумал я про себя. “Что-то не так?” - спросил Рандр.
Я молча отнекнулся, взял папку и ушел к себе в кабинет. Дрожащими от ужаса пальцами, я еле-еле снял скрепку с уголка дела.
Фотография - отсутствует. Местонахождение - Санрайз. Текстайл-сити. Строберри-Авеню. И прочие приметы для дознания. В графе родственников не указан никто. “Кто-то подчистил…”- подумал я.
Мне предстоял нелегкий визит в “родной” дом. Спустя время я собрал всё необходимое, связался с местным прокурором и попросил навести справки. Дома я был уже наутро. Отец даже не посмотрел в мою сторону, когда я вошёл. Матери дома не было, она находилась в больнице. Передозировка… Единственный лучик солнца потух в этом доме. Показав свою ксиву я начал с простого. Разъяснил все права и выдвинул обвинения. Но он.. какая-же он дрянь. Молча встал и ушел. Тарелка улетела в стену и разлетелась вдребезги. Я навестил прокурора и он дал мне имена. Точнее клички. “Рыбак”, “Доходяга”, “Турбо”. “ Как-будто попал на выставку самых тупых существительных. Но будем работать с чем имеем”. - усмехнулся я. Прокурор молча передал мне папку и жестом показал, дескать иди. Я пошел в бар. Санрайз окутала пелена тумана, как в одеяло завернули младенца. Свет фар автомобилей пробивался сквозь туманную гладь и нежно покалывал глаза. Здесь ничего не поменялось.
В баре я наткнулся на Марлю. Рыжий, заносчивый тип. Я узнал его по шраму, на его тупой лысой башке, оставленную мной в далеком детстве. В груди застучал двигатель. Нахлынула ярость и вместе с ней я отправился к отцу на работу. В порту, обошедший каждый закоулок, я не застал его. За мной наблюдал один из главных и позвал к себе.
Предложив закурить, он спросил : “Ты че шарахаешься? Работа нужна? Ну иди ящики потаскай в грузовик, потом ко мне придешь за оплатой”.
“Я ищу отца. Бывший военный, лет 15 назад устроился здесь”. - смиренно промолвил я.
“Поняятно. Сегодня не его смена. Тя как звать?” - спросил мужик, весь провонявший в тухлой рыбятине.
Я молча встал и ушел.
“Ты если че заходи, меня не будет спроси Рыбака, меня все так зовут.”
Тогда я не придал этому значения. Только по-приходу домой я с ужасом посмотрел на папку с кодом “Рыбак”. Фак. Это он, тот на ком несколько висяков. Не дождавшись отца, я позвонил Рандеру и уточнил информацию. Рыбак - старый Сицилийский выродок, один из основателей старой школы и последний местный дон. Обвинялся в убийстве двух своих конкурентов. Братьев-близнецов О’Нил. Ирландцы, дерзкие типы. Но они проиграли… Ему? Лысому дядьке с доков? Бред какой-то.
Рандр сказал мне не вмешиваться. Дело было зыбким. Все свидетели молчали, как рыба в воде. Весомые доказательства были косвенными, недостаточными для уголовного преследования. Но все знали, что именно он поспособствовал их устранению.
Под утро вернулся отец. Я расспросил его про “Рыбака” и остальных, чтобы не выделять конкретно его. Новых сведений я не узнал и вернулся на Хавик. Неделя раскопок не принесла никаких плодов. Никаких зацепок или связей из прошлого. Кто-то изрядно постарался, чтобы ничего не нашли. Но почему нет сведений о моем отце? У рыбака были все приметы, все связи, все родственники, которых смогли найти. Хотя он явно “Рыбка” покрупнее, чем мой отец. Неужели я… Стук в дверь прервал мои размышления. Это был Рандр. Швырнул мне папку на стол и с несвойственным для него голосом радости прикрикнул : “Добей его, Диез. Твой звездный час”.
И вот я стою в том же порту. В том же кабинете. На мгновенье мне показалось, что я слышу запах отца. Запах инстинктивного насилия.. Вито, так звали рыбака по документам, сидел на кресле, когда я вошел. Он не был похож на монстра, способного убить двух.. а может и больше человек. Это был невысокий,в кепарике, старикашка. В элегантном пальто, а в зубах у него всегда была сигаретка. Но его глаза.. Глаза Марли, которого я видел в баре, наполненные злобой на весь мир. Глаза хищника, способного прямо сейчас вцепиться тебе в глотку.
“Сер Диез, - произнес он голосом, в котором скрипел гнилой пол и возраст. - Садитесь. Давайте начнем разговор с другого места.”
Я завел свою обычную, уже приевшуюся мне пластинку. Обвинение. Шантаж. Угрозы. Сделка. Он слушал, кивая на все мои повествования, как-будто слушал погоду. В конце на его лице разлетелась улыбка.
“Вы знаете, откуда у меня прозвище - Рыбак?” Я неудовлетворительно помотал головой. “ Я доставлял рыбу в порт. Вёл честный бизнес. Платил кому надо. Честный бизнес - это непостижимая роскошь. Платят тем, кто может доставить больше проблем. Сначала копы. Потом ворюги. Потом мафия. А потом меня осенило… Зачем платить кому-то, если могут платить тебе?” неловкая пауза прервалась внезапно распахнувшиеся окном.. Старичок приподнялся, чтобы его закрыть. На его руках были шрамы и прожилки от возраста.
“Ваш отец, Коннор, хороший солдат. Хорошо выполнял приказы”
Все осколки, которые пробили моё сердце, вырвались наружу. “ НЕ ВПУТЫВАЙ ЕГО В ЭТО” - я кинулся на старика. Но он, сука, был обучен лучше, чем любой солдат. Одним движением руки я оказался на полу. “ А он и так в этом, мальчик мой” - пробормотал, задыхаясь, старик. В Нидерландах он охранял не порядок, а мои поставки. Табак, виски..с него все начиналось. А твоя мать… хорошая женщина. Мне было её жалко и я принял её горничной в своем приюте”. Каждое его слово было ударом кувалдой по моим воспоминаниям. Я слышал каждый треск моего восприятия. Как все мои убеждения, весь мой мир в котором я борюсь со злом разлетается в разные стороны. Мир, в котором я творец, разбился на скорости об стену преступного мира.
“Ты думаешь… Ты думаешь ты борешься с нами, Тсай? Нееет. Ты дворник. Ты подметаешь место для новых творцов. Твой босс, Рандр на зарплате у Ирландец и специально навёл на меня и дал тебе дело твоего старика, которого никто не трогал 10 лет. Я ЕМУ ПОМОГ. Я. Понимаешь? Я мешаю ему”.
“Старое пиздло” - крикнул я и вырвался из-под его туши…
“Истину нельзя солгать, в нее нужно лишь верить”. В этот момент дверь распахнулась, в кабинет зашёл мой отец. Удивленный, но не проронивший ни слова… Предатель… Лжец… Как только я повернулся на дверь, старик показал свою натуру. Нож прошелся по моей щеке… Отец кинулся меня защищать и загородил меня от второго удара… Бездыханное тело упало на прогнивший от сырости пол. Я выбежал за дверь весь в слезах и крови. Острая, жгучая физическая боль..
“Носи теперь это, считай, что подарок” - крикнул в след “рыбачок”. Я добежал до бочки, где грелись бомжи и приложил платок к своей щеке. Вся рубашка, испачканная в крови, олицетворяла весь пиздец, случившийся внутри меня. Боль была ничем, по сравнению с той пустотой, которая оказалась у меня внутри. Правда, которую мне подарили была страшнее любого ножа. Нож перерезал кожу. Правда перерезала всю мою суть, кем я был. И я чувствовал как я умираю прямо здесь, истекаю кровью и умираю у бочки, наполненной старым пеплом.
Глава VI. Бизнес?
(Продолжение: взрослая жизнь)
(Продолжение: взрослая жизнь)
Неделю я ходил опустошенный, в пустом доме. Рана дико болела, но пустота внутри адски ныла. Порез заживал быстро, но душевная боль гноилась. Слова Вито звенели в ушах, словно колокола собора и днем и ночью, превращаясь в сущую пытку. Твой отец работал на меня. Ты лишь подметаешь двор для более удобных. Рандр на зарплате у Ирландцев.
Я сходил в больницу, пережил операцию. Наложили пару швов и дали обезбол. С такими новостями я приехал на работу, но не предоставил отчета. Это насторожило моего начальника. Я не мог работать. Каждая строчка дела, каждая улика казалась мне частью фарса. Я был актером, который играл главную роль. Жаль что моя сценка оказалось обычным статистом в чужой пьесе. Я обязан выяснить всю правду. До последней зацепки. Встреча с отцом была неизбежна.. Я узнал этот запах, исходящий от него… Тот, который не был похож ни на что, ранее знакомое мне. Это запах кабинета этого старика. Правда в том, что город построен на этом дерьме, в которое ввязали моего покойного отца. И мы все в нем по уши. Через неделю его нашли в доках. Официальная версия - наткнулся на бандитов, которые пытались выкрасть часть товара. Но я всё знал. Я видел это в деталях.. Слишком чистая зона для ограждения, слишком своевременное обнаружение тела, слишком поспешное закрытие дела. Вито постарался. Мать выписали с больницы. На похоронах она плакала тихо. Ее тело сотрясали беззвучные рыдания. Я стоял рядом. Сухой и холодный. Я не мог плакать по человеку, которого никогда не знал. На следующий день мне пришел завернутый конверт. Внутри фотография, сквозь открытую форточку видна ситуация. Я и мой отец, лежавший на полу. И подпись - ты следующий. Он убрал моего отца. Ни как предупреждение, а как милость. Освободил меня от всего старого и ненужного. И напоминание, что он всё еще дергает за ниточки, ниточки привязанные ко мне. К каждой моей клетке тела. Я сжег открытку в своем офисе, потягивая виски. Пламя пожирало думагу и я смотрел, как тлеет весь мой мир.. Тот самый дом, в котором началась эта проклятая история. Я оставил матери все деньги, заработанные мной за время работы и открытку с подписью - спасибо за всё. Я свободен от призраков прошлого. Настало время стать не чьей-то марионеткой, а самим собой.
Спустя неделю мне сняли швы и дали пластырь. Первое что я сделал после выхода с больницы - снял его. Он был еще розовым и неопрятным. Наклеил пластырь обратно. По пути домой зашел в военный магазин и купил балаклаву и шарф. В прокуратуре более менее спокойно… Рандр вытащил из меня подробности произошедшего. Дело ведь уже замяли, я и подумал, что таить нечего. Но Рандр не собирался отступать, он хотел убрать Вито.
Я сходил в больницу, пережил операцию. Наложили пару швов и дали обезбол. С такими новостями я приехал на работу, но не предоставил отчета. Это насторожило моего начальника. Я не мог работать. Каждая строчка дела, каждая улика казалась мне частью фарса. Я был актером, который играл главную роль. Жаль что моя сценка оказалось обычным статистом в чужой пьесе. Я обязан выяснить всю правду. До последней зацепки. Встреча с отцом была неизбежна.. Я узнал этот запах, исходящий от него… Тот, который не был похож ни на что, ранее знакомое мне. Это запах кабинета этого старика. Правда в том, что город построен на этом дерьме, в которое ввязали моего покойного отца. И мы все в нем по уши. Через неделю его нашли в доках. Официальная версия - наткнулся на бандитов, которые пытались выкрасть часть товара. Но я всё знал. Я видел это в деталях.. Слишком чистая зона для ограждения, слишком своевременное обнаружение тела, слишком поспешное закрытие дела. Вито постарался. Мать выписали с больницы. На похоронах она плакала тихо. Ее тело сотрясали беззвучные рыдания. Я стоял рядом. Сухой и холодный. Я не мог плакать по человеку, которого никогда не знал. На следующий день мне пришел завернутый конверт. Внутри фотография, сквозь открытую форточку видна ситуация. Я и мой отец, лежавший на полу. И подпись - ты следующий. Он убрал моего отца. Ни как предупреждение, а как милость. Освободил меня от всего старого и ненужного. И напоминание, что он всё еще дергает за ниточки, ниточки привязанные ко мне. К каждой моей клетке тела. Я сжег открытку в своем офисе, потягивая виски. Пламя пожирало думагу и я смотрел, как тлеет весь мой мир.. Тот самый дом, в котором началась эта проклятая история. Я оставил матери все деньги, заработанные мной за время работы и открытку с подписью - спасибо за всё. Я свободен от призраков прошлого. Настало время стать не чьей-то марионеткой, а самим собой.
Спустя неделю мне сняли швы и дали пластырь. Первое что я сделал после выхода с больницы - снял его. Он был еще розовым и неопрятным. Наклеил пластырь обратно. По пути домой зашел в военный магазин и купил балаклаву и шарф. В прокуратуре более менее спокойно… Рандр вытащил из меня подробности произошедшего. Дело ведь уже замяли, я и подумал, что таить нечего. Но Рандр не собирался отступать, он хотел убрать Вито.
Глава VII. Война айсбергов. Холодный расчет.
(все еще взрослая жизнь…)
По высшей справедливости Прокурор - жертва.
(все еще взрослая жизнь…)
По высшей справедливости Прокурор - жертва.
Я был другим человеком. Мой холодный расчет, когда-то направленный на букву закона, теперь же направлен на его ДУХ. Усиление моих позиций - главный приоритет. Но по-тихому, как в детстве, когда тебя никто не замечает, но говорят за спиной. На щели и зазоры, через которые в реальный мир просачивалась реальная, коррумпированная, лживая власть. Я начинал с малого. С мелких дел, которые Рандр поручал мне. Но теперь я в них видел не преступления, не слабые места, а ниточки, за которые я дергал. Теперь мой ход, и ход ферзём. Дело против ирландских рэкитиров? Я провел его с таким рвением, что посадили не только их, но еще и главного поставщика с бухгалтерией, ведущей “подсчеты”. Дело против Итальяшек? Я “Случайно” допустил процессуальную ошибку из-за которой было невозможно допросить ключевого свидетеля. Я не проигрывал или выигрывал дела, я стравливал двух заклятых врагов. Я дирижировал в мире насилия, а моим оркестром были права, наделенные мне кодексом Министерства Юстиций.
По началу Рандр был доволен моей работой. Его приемник работал лучше прежнего. Но постепенно он начал понимать. Из моего шкафа выпал скелет. Мои действия были слишком… точными. Каждое мое поражение на суде неожиданно укрепляло позиции врагов Ирландцев. Каждая моя победа усиляла Сицилийцев. Продолжалось это до тех пор, как он не позвал меня к себе.
Его кабинет как всегда был роскошен. Кожа, золотые сигары и бокал вискаря. “Тсайонари, - начал он, поднося к носу сигару. - Я смотрю на все твои дела - безупречно, как всегда, но.. Меня беспокоит одна вещь. Дело того Ирландца.. Бебибон вроде. Ты мог его выиграть, почему проиграл?”
Я посмотрел ему в глаза “ Недостаточно доказательств, Сэр. Свидетель не знал всех деталей и путался в показаниях. Так бывает.”
Он долго и пристально смотрел на меня, пытался понять, почему я так спокоен. Еще этот шрам, явно раздражал его. “ Ты уверен, что все в порядке, после того случая с Вито?”
“Абсолютно, Сэр - я улыбнулся. Я как никогда ясно вижу ситуацию. Кто друг, а кто враг. А кто просто пешка”. Моя улыбка сменилась на пустую гримасу и тяжелый взгляд упал на моего наставника. “ А вы кто?” - с ухмылкой спросил я.
Он не ответил. Он понял, что игра началась. И теперь я не пешка.
Я вышел из его кабинета и двинулся в архив. Я проводил там целые ночи. Изучал все старые дела, все висяки. Вынюхивал все закономерности. В одном из таких дел я набрел на коллекционера старейшим и антикварным оружием. Сейчас уже не вспомню его имя… Просто сама мысль коллекционирования мне понравилась. “Может как-нибудь тоже, после становления царём асгарда буду коллекционировать оружие..” - промелькнуло у меня в голове. И ведь правда. Я приобрел себе два золотых Desert Eagle, прямиком из фильма про “Мертвого бассейна”. Прикольные, блестящие, золотые, как солнышко… Вернемся к моему рассказу.
Поиск закономерностей был не очень удачным. Изо дня в день я засиживался до ночи в этом пыльном архиве. Поднимал самые пустые коробки с одним-двумя делами. И в одной из таких коробок я нашел золотую жилу. Череда неудачных обвинений против одного и того же кафе, записанного на имя какого-то Ирландца, давно откинувшего коньки. Внезапные отказы свидетелей давать показания. Переводы на счета мертвой души, след которых утопал в игорных домах, борделях, кабаках. У меня не было никаких доказательств, чтобы возбуждать дело, но было нечто более ценное - информация. А в Санрайзе информация стоит дороже. На этот раз тактика немного изменилась. Я никому не угрожаю, не тычу цифрой возле графы срока, не угрожаю. Я оброс связями и позвонил знакомому адвокату.
“Передай тому, кто стоит за кафе, что их партнер, Рандр оказался не особо благодарным партнером. И не удосужился убрать некоторые..Документы, которые помогут помочь стереть с лица название кафе”.
“Он будет рад это слышать…” Бип..бип…бип…
Спустя неделю против Кирилиана было возбуждено дело о коррупции. Анонимные свидетели предоставили подробную документацию всех переводов и временных рамок. Компрометирующие доказательства попали в руки прессы, удобные союзники быстро раскрутили эту историю и власти ничего не осталось, кроме как убрать Рандра. На его месте назначили ВрИО Тсайонари Диез. Временно. Нет ничего более постоянного, чем временное. Я сидел в его кресле. В том кресле, на котором открывался мир на ниточки в каждый уголок, окутанного огнями ночных фонарей, города. Именно так я видел этот город. Игровое поле, где каждый ход может быть мат. И я поставил его Кире. Шрам пульсировал от прилива крови. Напоминая цену, которую я заплатил. Щека тоже болела, но это была цена за вход в игру. Игра, в которой я намереваюсь победить.
По началу Рандр был доволен моей работой. Его приемник работал лучше прежнего. Но постепенно он начал понимать. Из моего шкафа выпал скелет. Мои действия были слишком… точными. Каждое мое поражение на суде неожиданно укрепляло позиции врагов Ирландцев. Каждая моя победа усиляла Сицилийцев. Продолжалось это до тех пор, как он не позвал меня к себе.
Его кабинет как всегда был роскошен. Кожа, золотые сигары и бокал вискаря. “Тсайонари, - начал он, поднося к носу сигару. - Я смотрю на все твои дела - безупречно, как всегда, но.. Меня беспокоит одна вещь. Дело того Ирландца.. Бебибон вроде. Ты мог его выиграть, почему проиграл?”
Я посмотрел ему в глаза “ Недостаточно доказательств, Сэр. Свидетель не знал всех деталей и путался в показаниях. Так бывает.”
Он долго и пристально смотрел на меня, пытался понять, почему я так спокоен. Еще этот шрам, явно раздражал его. “ Ты уверен, что все в порядке, после того случая с Вито?”
“Абсолютно, Сэр - я улыбнулся. Я как никогда ясно вижу ситуацию. Кто друг, а кто враг. А кто просто пешка”. Моя улыбка сменилась на пустую гримасу и тяжелый взгляд упал на моего наставника. “ А вы кто?” - с ухмылкой спросил я.
Он не ответил. Он понял, что игра началась. И теперь я не пешка.
Я вышел из его кабинета и двинулся в архив. Я проводил там целые ночи. Изучал все старые дела, все висяки. Вынюхивал все закономерности. В одном из таких дел я набрел на коллекционера старейшим и антикварным оружием. Сейчас уже не вспомню его имя… Просто сама мысль коллекционирования мне понравилась. “Может как-нибудь тоже, после становления царём асгарда буду коллекционировать оружие..” - промелькнуло у меня в голове. И ведь правда. Я приобрел себе два золотых Desert Eagle, прямиком из фильма про “Мертвого бассейна”. Прикольные, блестящие, золотые, как солнышко… Вернемся к моему рассказу.
Поиск закономерностей был не очень удачным. Изо дня в день я засиживался до ночи в этом пыльном архиве. Поднимал самые пустые коробки с одним-двумя делами. И в одной из таких коробок я нашел золотую жилу. Череда неудачных обвинений против одного и того же кафе, записанного на имя какого-то Ирландца, давно откинувшего коньки. Внезапные отказы свидетелей давать показания. Переводы на счета мертвой души, след которых утопал в игорных домах, борделях, кабаках. У меня не было никаких доказательств, чтобы возбуждать дело, но было нечто более ценное - информация. А в Санрайзе информация стоит дороже. На этот раз тактика немного изменилась. Я никому не угрожаю, не тычу цифрой возле графы срока, не угрожаю. Я оброс связями и позвонил знакомому адвокату.
“Передай тому, кто стоит за кафе, что их партнер, Рандр оказался не особо благодарным партнером. И не удосужился убрать некоторые..Документы, которые помогут помочь стереть с лица название кафе”.
“Он будет рад это слышать…” Бип..бип…бип…
Спустя неделю против Кирилиана было возбуждено дело о коррупции. Анонимные свидетели предоставили подробную документацию всех переводов и временных рамок. Компрометирующие доказательства попали в руки прессы, удобные союзники быстро раскрутили эту историю и власти ничего не осталось, кроме как убрать Рандра. На его месте назначили ВрИО Тсайонари Диез. Временно. Нет ничего более постоянного, чем временное. Я сидел в его кресле. В том кресле, на котором открывался мир на ниточки в каждый уголок, окутанного огнями ночных фонарей, города. Именно так я видел этот город. Игровое поле, где каждый ход может быть мат. И я поставил его Кире. Шрам пульсировал от прилива крови. Напоминая цену, которую я заплатил. Щека тоже болела, но это была цена за вход в игру. Игра, в которой я намереваюсь победить.
Глава VIII. Поднятие на вершину.
(Взрослая жизнь- настоящее время)
Шестёрки никогда не видят всей картины. - Карло Фальконе
Власть перешла ко мне. К окружной прокуратуре Санрайза. Ирландские группировки почувствовали слабину перед прокуратурой. А старые Сицилийские семьи, воодушевленные падением общего врага, радовались победе. Они также радовались вступлению на престол “своего” человека и начали наступать. Отжимать потерянные территории, возвращать бизнес. Город окутала кровавая бойня, как-будто кто-то с неба крутит мясо в мясорубке и всё сыпется на Санрайз. Взрывались автомобили. В кафе находили мертвых с обоих сторон. На всех местных доках и портах по ночам стоял гул от перестрелок. Пресса трубила о войне мафий, а начальство приказало мне действовать. И я действовал. Но не так, как они ожидали.
Мой кабинет превратился из завала папками и делами в командный центр. Сцена как из фильмов. Карта города. Красные ниточки - враги. Зеленые - “союзники”. Синие - нейтральная территория. Теперь каждое утро мне передавали сведения о положении в городе и я передвигал булавки. Чувствовал себя полководцем, ведущим армию в последний бой перед триумфом. До нЕльзя простая стратегия - стравливать. Подливать масла в огонь и не давать одной стороне обрастись слишком огромным влиянием. Убирать “Неудобных”. Всех, кто мешал становлению моего порядка.
Готовится Ирландская поставка через порт? Звонок анонимно в таможню и партию перехватили. И случайно в рядах Ирландцев просачивается информация, что это Сицилийцы на них доложили.
Сицилийцы готовят засаду на лидеров Ирландцев? Кто-то случайно предупреждает последних. Столкновение срывается, но недоверие внутри группировок уже рассеяно в разумах каждого. Среди нас крыса.
Я не давал Ирландцам обрастать мясом и финансами. А Сицилийцам полностью захватить город. Подошёл к окну. Весь город лежал передо мной, окутанный бриллиантовым блеском огней и фар. Война двух кланов была в разгаре, но не хаотичная резня, а точно выверенная операция хирурга. Как когда-то мне сделали этот ёбаный шов. И я был на месте хирурга, я аккуратно зашил все неудобные мне участки. Слишком амбициозных, молодых, глупых. Власть принадлежит не тому, у кого больше пушек, а у кого больше людей в прокуратуре. А у истоков прокуратуры стоял я. Моим оружием был закон и два золотых Дигла, приобретенных в командировке в США. На премьере одного из фильмов. Я получил разрешение на коллекционирования оружия и носил их с собой в своем дорогущем портфеле. Правила игры? Их диктую я.
Глава IX. Я еще не закончил.
(Настоящее время).
Когда задумал месть, вырой две могилы. - Конфуций.
Прошло два года, два года кровавой работы. Два года манипуляций, подставных отчетов, грязных сделок и тихих убийств, которые выглядели как несчастные случаи или бытовуха. Война меж двух огней пошла на убыль. Никто не победил - я добился баланса страха. Ирландцы обезглавленные после смерти своего лидера дробились на мелкие группировки. “Вагосы”, “Фэмы” и “Баласы”. Такие названия им прижились в узких кругах Санрайза. Сицилийцы хоть и укрепили свои позиции, но были вынуждены играть по моим правилам. Старый Вито.. надо бы с ним поквитаться. Его авторитет давно угас, его место занял новый приемник, которого я выбирал долго и тщательно. Из тени. Он понимал выгоду от сотрудничества со мной и я помог ему выбиться в лидеры. Для меня он сделал одну вещь, за которую я ему благодарен. Он вытащил Вито из своего гнезда и его взяли. Я предоставил суду все доказательства по убийству моего отца и взъерошил все дела, подписав все висяки на Вито, сфабриковал доказательства по каждому из дел. Грязно? Да. Заслужил ли он это? Более чем. Ведь от отца остался всего лишь один призрак, который напоминал о всём, что я так спешил оставить в прошлом - этот подонок, случайно воткнувший нож в моего отца. В суде свидетели давали нужные показания. Эксперты строили неопровержимые теории. А адвокаты Вито были бессильны, ведь при желании и попытке оправдать его, моей целью могли стать и они. На стуле обвиняемых сидел Вито и также смотрел на меня… Но была ли в этих глазах надежда? уважение?...
Приговор - пожизненное заключение. Мы оба понимали, что свои дни он проведет не в тюрьме, а в лазарете. Ведь я пустил везде свои корни. После оглашения приговора охрана повела его и мы встретились взглядами : “ Ты занял моё место, по ту сторону барикады”.
“Нет, Вито, я стал тем кого вы боитесь”. - Его увели. Я вышел из зала суда, закурил сигарету. Он был прав. Но я стал не одним из них. Не занял чье-то место. Я стал хуже… Системой, с которой боролся. Чтобы бороться со стаей альф, нужно быть истинным альфой. Докурил сигарету и в машине по дороге в офис, я смотрел на свое отражение… “Ну и клоун”. Подумал я.. Приказал водителю ехать в аэропорт. Взял два билета в океанариум. Написал Мэру, что возьму непредвиденный отпуск. Мне захотелось поработать Мимом. Подергать за ниточки настроения, но не кровавой войны, а настроения людей. Перед каждым выступлением выходил я и всячески веселил людей. Без слов. Без закона. Без оружия. Мои дни были маршем. А недели целым парадом. Прокурор - коллекционер - мим.
Шестёрки никогда не видят всей картины. - Карло Фальконе
Власть перешла ко мне. К окружной прокуратуре Санрайза. Ирландские группировки почувствовали слабину перед прокуратурой. А старые Сицилийские семьи, воодушевленные падением общего врага, радовались победе. Они также радовались вступлению на престол “своего” человека и начали наступать. Отжимать потерянные территории, возвращать бизнес. Город окутала кровавая бойня, как-будто кто-то с неба крутит мясо в мясорубке и всё сыпется на Санрайз. Взрывались автомобили. В кафе находили мертвых с обоих сторон. На всех местных доках и портах по ночам стоял гул от перестрелок. Пресса трубила о войне мафий, а начальство приказало мне действовать. И я действовал. Но не так, как они ожидали.
Мой кабинет превратился из завала папками и делами в командный центр. Сцена как из фильмов. Карта города. Красные ниточки - враги. Зеленые - “союзники”. Синие - нейтральная территория. Теперь каждое утро мне передавали сведения о положении в городе и я передвигал булавки. Чувствовал себя полководцем, ведущим армию в последний бой перед триумфом. До нЕльзя простая стратегия - стравливать. Подливать масла в огонь и не давать одной стороне обрастись слишком огромным влиянием. Убирать “Неудобных”. Всех, кто мешал становлению моего порядка.
Готовится Ирландская поставка через порт? Звонок анонимно в таможню и партию перехватили. И случайно в рядах Ирландцев просачивается информация, что это Сицилийцы на них доложили.
Сицилийцы готовят засаду на лидеров Ирландцев? Кто-то случайно предупреждает последних. Столкновение срывается, но недоверие внутри группировок уже рассеяно в разумах каждого. Среди нас крыса.
Я не давал Ирландцам обрастать мясом и финансами. А Сицилийцам полностью захватить город. Подошёл к окну. Весь город лежал передо мной, окутанный бриллиантовым блеском огней и фар. Война двух кланов была в разгаре, но не хаотичная резня, а точно выверенная операция хирурга. Как когда-то мне сделали этот ёбаный шов. И я был на месте хирурга, я аккуратно зашил все неудобные мне участки. Слишком амбициозных, молодых, глупых. Власть принадлежит не тому, у кого больше пушек, а у кого больше людей в прокуратуре. А у истоков прокуратуры стоял я. Моим оружием был закон и два золотых Дигла, приобретенных в командировке в США. На премьере одного из фильмов. Я получил разрешение на коллекционирования оружия и носил их с собой в своем дорогущем портфеле. Правила игры? Их диктую я.
Глава IX. Я еще не закончил.
(Настоящее время).
Когда задумал месть, вырой две могилы. - Конфуций.
Прошло два года, два года кровавой работы. Два года манипуляций, подставных отчетов, грязных сделок и тихих убийств, которые выглядели как несчастные случаи или бытовуха. Война меж двух огней пошла на убыль. Никто не победил - я добился баланса страха. Ирландцы обезглавленные после смерти своего лидера дробились на мелкие группировки. “Вагосы”, “Фэмы” и “Баласы”. Такие названия им прижились в узких кругах Санрайза. Сицилийцы хоть и укрепили свои позиции, но были вынуждены играть по моим правилам. Старый Вито.. надо бы с ним поквитаться. Его авторитет давно угас, его место занял новый приемник, которого я выбирал долго и тщательно. Из тени. Он понимал выгоду от сотрудничества со мной и я помог ему выбиться в лидеры. Для меня он сделал одну вещь, за которую я ему благодарен. Он вытащил Вито из своего гнезда и его взяли. Я предоставил суду все доказательства по убийству моего отца и взъерошил все дела, подписав все висяки на Вито, сфабриковал доказательства по каждому из дел. Грязно? Да. Заслужил ли он это? Более чем. Ведь от отца остался всего лишь один призрак, который напоминал о всём, что я так спешил оставить в прошлом - этот подонок, случайно воткнувший нож в моего отца. В суде свидетели давали нужные показания. Эксперты строили неопровержимые теории. А адвокаты Вито были бессильны, ведь при желании и попытке оправдать его, моей целью могли стать и они. На стуле обвиняемых сидел Вито и также смотрел на меня… Но была ли в этих глазах надежда? уважение?...
Приговор - пожизненное заключение. Мы оба понимали, что свои дни он проведет не в тюрьме, а в лазарете. Ведь я пустил везде свои корни. После оглашения приговора охрана повела его и мы встретились взглядами : “ Ты занял моё место, по ту сторону барикады”.
“Нет, Вито, я стал тем кого вы боитесь”. - Его увели. Я вышел из зала суда, закурил сигарету. Он был прав. Но я стал не одним из них. Не занял чье-то место. Я стал хуже… Системой, с которой боролся. Чтобы бороться со стаей альф, нужно быть истинным альфой. Докурил сигарету и в машине по дороге в офис, я смотрел на свое отражение… “Ну и клоун”. Подумал я.. Приказал водителю ехать в аэропорт. Взял два билета в океанариум. Написал Мэру, что возьму непредвиденный отпуск. Мне захотелось поработать Мимом. Подергать за ниточки настроения, но не кровавой войны, а настроения людей. Перед каждым выступлением выходил я и всячески веселил людей. Без слов. Без закона. Без оружия. Мои дни были маршем. А недели целым парадом. Прокурор - коллекционер - мим.
Глава. Итоги.
1. Tsaionary Diez может носить маску в гос.структурах с одобрения лидера фракции.
2. Tsaionary Diez может носить грим №99 в гос.структурах
3. Tsaionary Diez имеет лицензию коллекционера.
4. Tsaionary Diez может носить белые линзы.
2. Tsaionary Diez может носить грим №99 в гос.структурах
3. Tsaionary Diez имеет лицензию коллекционера.
4. Tsaionary Diez может носить белые линзы.
