- Автор темы
- #1
ФИО: Wezzy Loveless
Дата рождения: 30.10.1980
Возраст: 45 лет
Пол: Мужской
Рост: 185 см.
Вес: 70 кг.
Дети: Отсутствуют
Телосложение: Спортивное
Образование: Среднее профессиональное образование
Цвет кожи: Светлый.
Цвет глаз: Белые
Место рождения: Палетто-бей
Место проживания: San Andreas, город Los Santos
Национальность: Американец
Татуировки: паук, ченрные полоски, звезды все на лице
Шрамы: Шрамы присутствуют на лице но они скрыты татуировками в виде четырех полос, звезд и паука на лице
Семейное положение: Свободен
Характер: Спокойный.
Личное фото:
Детство
Wezzy Loveless появился на свет 30 октября 1980 года в Палетто-Бей — маленьком прибрежном посёлке, где каждый день начинался и заканчивался морем. Там не было ярких красок и громких событий: только солёный воздух, сырой холод и постоянный шум волн, бьющихся о берег. Люди жили просто, подстраиваясь под погоду и работу, а не под планы и мечты.
В ту ночь над побережьем разыгрался сильный шторм. Ветер гнал с океана холодный воздух, старые дома скрипели, ставни хлопали, а вода с грохотом разбивалась о камни у причала. Улицы освещались редкими фонарями, и в их тусклом свете всё вокруг выглядело мрачнее обычного. Именно в такую ночь он и родился — без лишнего шума, как будто сам город не придал этому событию особого значения.
Палетто-Бей никогда не был местом, где жизнь баловала людей. Здесь рано учились терпеть, молчать и не ждать многого. Море кормило, но и забирало — силы, время, иногда людей. В такой обстановке Wezzy сделал свой первый вдох, словно с самого начала попав в мир, где выживание важнее красивых слов.
Семья жила в старом двухэтажном доме на окраине Палетто-Бей. Когда-то его обшили тёмно-синими досками, но солёный воздух и годы быстро съели цвет, оставив только выгоревшее дерево с трещинами. Зимой окна заклеивали всем, что находилось под рукой, иначе холодный ветер с бухты проходил насквозь. Дом всегда пах морем — даже в тихую погоду внутри слышался глухой шум волн, будто он давно стал частью стен.
Дом стоял чуть выше берега, и с крыльца открывался вид на бухту. Wezzy часто останавливался там, просто наблюдая за водой. Он запоминал, как уровень моря меняется почти незаметно, как после отлива на камнях остаются водоросли, куски сетей и ракушки. Эти мелочи были ему ближе любых детских развлечений.
Отец редко бывал дома. Работа в рейсах уводила его надолго, иногда на несколько месяцев. Когда он возвращался, атмосфера менялась. Вместе с ним в дом приходили чужие запахи — металл, смола, табак, что-то незнакомое, привезённое из портов, о которых никто здесь толком не слышал. Иногда он оставлял сыну мелкие сувениры: фигурки, странные камни, высушенные растения. Loveless складывал их на чердаке и доставал нечасто, больше из привычки, чем из интереса.
Мать держала дом на себе. Она не делала из этого подвига и не жаловалась. Работы хватало всегда — огород, стирка, починка одежды. По вечерам она садилась за швейную машинку, а когда выпадала редкая пауза, читала сыну старые книги. В них почти всегда было море, и истории звучали скорее как предупреждение, чем как сказка.
С самого детства Wezzy рос тихим. Он не тянулся к компаниям и редко участвовал в шумных играх. Чаще уходил к берегу или просто наблюдал со стороны. Его особенно притягивали штормовые дни, когда море вело себя жёстко и беспокойно. В такие моменты он мог долго стоять у воды, глядя, как волны бьют по камням и откатываются обратно, оставляя пену и мусор.
Чердак стал для него отдельным миром. Там хранились старые вещи, оставшиеся от деда: потрёпанные карты, компасы, давно утратившие точность, тетради с выцветшими записями. Loveless подолгу сидел среди этого хлама, перелистывал страницы, водил пальцами по линиям, пытаясь представить места, отмеченные на бумаге. Для него эти предметы были не просто хламом — в них ощущалось чужое прошлое.
Зимой, когда море становилось опасным и жизнь в посёлке будто замедлялась, он проводил вечера за столом. Карандаш, уголь, обрывки бумаги. Wezzy рисовал то, что видел вокруг: берег, лодки, тяжёлые облака, тёмную воду. Рисунки выходили простыми и местами неровными, но в них чувствовалась точность. Он не придумывал — он запоминал.
Юность
Юность Wezzy пришлась на годы, когда мир за пределами побережья начал заметно меняться. Где-то далеко гремели новости, появлялась новая музыка, люди спорили о свободе и будущем. Но до Палетто-Бей всё это доходило обрывками. Единственным окном наружу оставалось старое радио в лавке у причала. Оно трещало, теряло сигнал, и голоса дикторов звучали так, будто говорили из другого измерения. Для Wezzy этот мир был скорее слухом, чем реальностью.
Перелом случился в четырнадцать лет.
Летом в порт зашло грузовое судно, и разгрузка шла в спешке — погода менялась, над водой собирались тяжёлые тучи. Wezzy, как обычно, крутился неподалёку от пирса, наблюдая за работой. В какой-то момент всё пошло не так. Один из контейнеров дал течь, и в воздухе повисло странное, плотное марево. Он почувствовал резкий запах и сильное жжение, будто само пространство вокруг стало враждебным.
Почти сразу зрение начало подводить. Картинка расплылась, свет словно выгорел. Его увели с пирса и доставили в больницу уже почти вслепую.
Врачи сделали всё, что могли. Он выжил, зрение удалось сохранить, но глаза изменились. Радужка со временем утратила цвет, став бледной, почти белой. При ярком свете это выглядело особенно непривычно — взгляд казался пустым, холодным, неестественным. В посёлке это заметили сразу. Люди начали перешёптываться, кто-то отворачивался, кто-то задерживал взгляд дольше обычного. Так Wezzy впервые понял, что внешность может отделять человека от остальных сильнее любых слов.
Помимо глаз остались и другие следы. Небольшие, но заметные рубцы на лице и у виска. Они заживали долго и неровно, и со временем стали частью его образа. Он не пытался их скрывать, но чувствовал, что эти отметины привлекают слишком много ненужного внимания. Позже, уже осознанно, он перекроет их татуировками — не ради украшения, а чтобы взять контроль над тем, что видят другие.
Первая татуировка появилась на месте одного из шрамов — простая чёрная полоса. Без смысла для посторонних, но для него она означала границу, после которой всё стало иначе. Чуть позже появился паук — символ выживания и терпения. А ещё четыре звезды, каждая из которых стала напоминанием о годах, которые он оставил позади, не оглядываясь.
Подростковые годы Wezzy прошли в тишине. Он стал ещё более замкнутым, почти всегда носил тёмные очки, даже когда не было солнца. Не из-за чувствительности глаз — просто так было проще. Он продолжал рисовать, но рисунки изменились. В них исчезли спокойные линии и светлые оттенки. Остались тяжёлые облака, пустые горизонты, одинокие маяки, стоящие среди темноты.
К семнадцати годам стало ясно: Палетто-Бей для него тесен. Здесь его знали слишком хорошо и слишком однозначно. Для кого-то он навсегда остался «тем самым парнем с белыми глазами». Wezzy чувствовал, что если не уедет сейчас, то застрянет здесь навсегда.
Решение созревало медленно. Последним толчком стало письмо от старого знакомого отца, работавшего в типографии в большом городе. Там предлагали место ученика — без гарантий, без обещаний, но с шансом начать с нуля.
Разговор с матерью был коротким. Она ничего не отговаривала. Просто кивнула, будто всегда знала, что этот момент наступит. В день отъезда море было спокойным, почти равнодушным. Wezzy сел в старый автобус, который ходил по расписанию два раза в день, и больше не обернулся.
Когда посёлок скрылся за поворотом дороги, он впервые почувствовал странное спокойствие. Не радость и не страх — скорее ощущение, что якорь наконец поднят, и дальше всё будет зависеть только от него.
Взрослая жизнь
Переезд в столицу стал для Wezzy резким и болезненным шагом. Всё, что раньше казалось привычным, осталось за спиной — море, тишина, пустые улицы. Здесь же город жил иначе. Камень, бетон, нескончаемый шум. Воздух был тяжёлым, пропитанным дымом, гарью и влажным запахом асфальта после дождей.
Первые месяцы он снимал небольшую комнату под самой крышей старого дома. Окна выходили в узкий переулок, куда солнце почти не заглядывало. Днём там было сумрачно, ночью — шумно. Сквозь щели в рамах постоянно пробивались звуки улицы: колёса трамваев, шаги, чужие голоса. Сон был беспокойным, но Wezzy быстро к этому привык.
Работа в типографии не казалась лёгкой. Большие машины грохотали с утра до вечера, металл вибрировал, воздух был насыщен запахом краски и горячего железа. Поначалу Loveless выполнял самую простую работу — таскал бумагу, чистил механизмы, следил за порядком. Но он быстро втянулся. Постепенно ему начали доверять больше, подпускать к процессу, объяснять тонкости. В этой монотонности он находил странное спокойствие.
Свободное время он проводил за рисованием. В столице у него впервые появился доступ к нормальным материалам — не обрывкам бумаги и углю, а полноценным инструментам. Работы менялись вместе с ним. Они стали мрачнее, жёстче, в них появилось больше пустоты. Wezzy часто изображал одинокие фигуры на фоне города или бесконечные пространства, где почти не было деталей. Иногда он подолгу гулял вдоль портовых районов, наблюдая за грузовыми судами и ловя себя на том, что сравнивает их с маленькими лодками своего детства.
В двадцать с небольшим он познакомился с Мариэль — корректором из той же типографии. Она не была навязчивой и не пыталась залезть в его прошлое. Её спокойствие и внимательность постепенно сделали своё дело. Она не задавала вопросов о его внешности, о глазах, о татуировках — просто принимала это как данность. Со временем именно с ней он начал говорить больше, чем привык.
Спустя несколько лет Wezzy ушёл из типографии. Он устроился в небольшое издательство, где занимался оформлением книг и журналов. Это дало больше свободы и времени. Его работы начали появляться в маленьких галереях, иногда — на закрытых показах. Денег это приносило немного, но он и не стремился к большему.
Город, несмотря на возможности, постепенно начал давить. Постоянный шум, однообразие улиц, общее напряжение — всё это вызывало усталость. К тому же обстановка вокруг становилась тревожнее, люди всё чаще говорили о переменах, но никто толком не понимал, к чему они приведут.
В середине восьмидесятых Wezzy вместе с Мариэль переехал в небольшой промышленный город у реки. Там он получил работу в архитектурном бюро, занимаясь графикой и визуальной частью проектов. Жизнь там текла спокойнее, но была более замкнутой. Он почти перестал выставляться и рисовал в основном для себя.
Со временем характер Wezzy стал ещё более сдержанным. Он избегал шумных встреч, редко выбирался в компании, предпочитая одиночество или тихие прогулки. При этом он не терял привычки наблюдать за людьми — в кафе, на остановках, в поездах. Эти образы позже появлялись в его работах: размытые силуэты, фигуры, словно растворяющиеся в пространстве.
Настоящее время
К началу двухтысячных его имя стало известно узкому кругу коллекционеров. Стиль Wezzy узнавали сразу — резкие линии, глубокие тени, ощущение пустоты. Кто-то называл его работы холодными, кто-то — честными. Сам он не придавал этому значения. Он никогда не стремился к публичности и спокойно отказывался от интервью и громких проектов.
Со временем Мариэль стала для него единственным постоянным человеком рядом. Они поселились в небольшом доме у воды. По утрам Wezzy выходил на крыльцо с кружкой крепкого кофе и долго смотрел, как над рекой стелется туман. Его мастерская постепенно превратилась в архив: папки с работами, старые наброски, фотографии мест, которых больше не существовало.
С возрастом его стиль не стал мягче. Напротив — линии стали жёстче, контрасты резче. В этих работах было меньше формы и больше ощущения времени, будто он фиксировал не пространство, а память о нём.
Сейчас Loveless редко покидает свой город. Иногда он всё же ездит в столицу — ненадолго, без лишнего шума. Дом давно стал для него замкнутым миром, где каждая вещь имеет своё место и историю.
Время от времени он пересматривает старые карты и дневники, которые когда-то нашёл на чердаке в детстве. И всё чаще ловит себя на мысли, что вся его жизнь — это не путь вперёд, а медленное движение вдоль берега, от одного горизонта к другому.
Он не строит планов. Просто продолжает работать. Потому что знает: в тот момент, когда он перестанет это делать, исчезнет и он сам.
Иногда, глядя на воду, он вспоминает мальчика, сидящего на камне у моря. И понимает, что этот мальчик никуда не делся — он просто научился смотреть на мир через линии и тени.
Итоги
1. Белых линз в гос. структурах. (из-за ситуации при юности)
2. Ношение татуировок в виде полос на носу и лбу в гос. структурах (из-за ситуации в юности)
Дата рождения: 30.10.1980
Возраст: 45 лет
Пол: Мужской
Рост: 185 см.
Вес: 70 кг.
Дети: Отсутствуют
Телосложение: Спортивное
Образование: Среднее профессиональное образование
Цвет кожи: Светлый.
Цвет глаз: Белые
Место рождения: Палетто-бей
Место проживания: San Andreas, город Los Santos
Национальность: Американец
Татуировки: паук, ченрные полоски, звезды все на лице
Шрамы: Шрамы присутствуют на лице но они скрыты татуировками в виде четырех полос, звезд и паука на лице
Семейное положение: Свободен
Характер: Спокойный.
Личное фото:
Детство
Wezzy Loveless появился на свет 30 октября 1980 года в Палетто-Бей — маленьком прибрежном посёлке, где каждый день начинался и заканчивался морем. Там не было ярких красок и громких событий: только солёный воздух, сырой холод и постоянный шум волн, бьющихся о берег. Люди жили просто, подстраиваясь под погоду и работу, а не под планы и мечты.
В ту ночь над побережьем разыгрался сильный шторм. Ветер гнал с океана холодный воздух, старые дома скрипели, ставни хлопали, а вода с грохотом разбивалась о камни у причала. Улицы освещались редкими фонарями, и в их тусклом свете всё вокруг выглядело мрачнее обычного. Именно в такую ночь он и родился — без лишнего шума, как будто сам город не придал этому событию особого значения.
Палетто-Бей никогда не был местом, где жизнь баловала людей. Здесь рано учились терпеть, молчать и не ждать многого. Море кормило, но и забирало — силы, время, иногда людей. В такой обстановке Wezzy сделал свой первый вдох, словно с самого начала попав в мир, где выживание важнее красивых слов.
Семья жила в старом двухэтажном доме на окраине Палетто-Бей. Когда-то его обшили тёмно-синими досками, но солёный воздух и годы быстро съели цвет, оставив только выгоревшее дерево с трещинами. Зимой окна заклеивали всем, что находилось под рукой, иначе холодный ветер с бухты проходил насквозь. Дом всегда пах морем — даже в тихую погоду внутри слышался глухой шум волн, будто он давно стал частью стен.
Дом стоял чуть выше берега, и с крыльца открывался вид на бухту. Wezzy часто останавливался там, просто наблюдая за водой. Он запоминал, как уровень моря меняется почти незаметно, как после отлива на камнях остаются водоросли, куски сетей и ракушки. Эти мелочи были ему ближе любых детских развлечений.
Отец редко бывал дома. Работа в рейсах уводила его надолго, иногда на несколько месяцев. Когда он возвращался, атмосфера менялась. Вместе с ним в дом приходили чужие запахи — металл, смола, табак, что-то незнакомое, привезённое из портов, о которых никто здесь толком не слышал. Иногда он оставлял сыну мелкие сувениры: фигурки, странные камни, высушенные растения. Loveless складывал их на чердаке и доставал нечасто, больше из привычки, чем из интереса.
Мать держала дом на себе. Она не делала из этого подвига и не жаловалась. Работы хватало всегда — огород, стирка, починка одежды. По вечерам она садилась за швейную машинку, а когда выпадала редкая пауза, читала сыну старые книги. В них почти всегда было море, и истории звучали скорее как предупреждение, чем как сказка.
С самого детства Wezzy рос тихим. Он не тянулся к компаниям и редко участвовал в шумных играх. Чаще уходил к берегу или просто наблюдал со стороны. Его особенно притягивали штормовые дни, когда море вело себя жёстко и беспокойно. В такие моменты он мог долго стоять у воды, глядя, как волны бьют по камням и откатываются обратно, оставляя пену и мусор.
Чердак стал для него отдельным миром. Там хранились старые вещи, оставшиеся от деда: потрёпанные карты, компасы, давно утратившие точность, тетради с выцветшими записями. Loveless подолгу сидел среди этого хлама, перелистывал страницы, водил пальцами по линиям, пытаясь представить места, отмеченные на бумаге. Для него эти предметы были не просто хламом — в них ощущалось чужое прошлое.
Зимой, когда море становилось опасным и жизнь в посёлке будто замедлялась, он проводил вечера за столом. Карандаш, уголь, обрывки бумаги. Wezzy рисовал то, что видел вокруг: берег, лодки, тяжёлые облака, тёмную воду. Рисунки выходили простыми и местами неровными, но в них чувствовалась точность. Он не придумывал — он запоминал.
Юность
Юность Wezzy пришлась на годы, когда мир за пределами побережья начал заметно меняться. Где-то далеко гремели новости, появлялась новая музыка, люди спорили о свободе и будущем. Но до Палетто-Бей всё это доходило обрывками. Единственным окном наружу оставалось старое радио в лавке у причала. Оно трещало, теряло сигнал, и голоса дикторов звучали так, будто говорили из другого измерения. Для Wezzy этот мир был скорее слухом, чем реальностью.
Перелом случился в четырнадцать лет.
Летом в порт зашло грузовое судно, и разгрузка шла в спешке — погода менялась, над водой собирались тяжёлые тучи. Wezzy, как обычно, крутился неподалёку от пирса, наблюдая за работой. В какой-то момент всё пошло не так. Один из контейнеров дал течь, и в воздухе повисло странное, плотное марево. Он почувствовал резкий запах и сильное жжение, будто само пространство вокруг стало враждебным.
Почти сразу зрение начало подводить. Картинка расплылась, свет словно выгорел. Его увели с пирса и доставили в больницу уже почти вслепую.
Врачи сделали всё, что могли. Он выжил, зрение удалось сохранить, но глаза изменились. Радужка со временем утратила цвет, став бледной, почти белой. При ярком свете это выглядело особенно непривычно — взгляд казался пустым, холодным, неестественным. В посёлке это заметили сразу. Люди начали перешёптываться, кто-то отворачивался, кто-то задерживал взгляд дольше обычного. Так Wezzy впервые понял, что внешность может отделять человека от остальных сильнее любых слов.
Помимо глаз остались и другие следы. Небольшие, но заметные рубцы на лице и у виска. Они заживали долго и неровно, и со временем стали частью его образа. Он не пытался их скрывать, но чувствовал, что эти отметины привлекают слишком много ненужного внимания. Позже, уже осознанно, он перекроет их татуировками — не ради украшения, а чтобы взять контроль над тем, что видят другие.
Первая татуировка появилась на месте одного из шрамов — простая чёрная полоса. Без смысла для посторонних, но для него она означала границу, после которой всё стало иначе. Чуть позже появился паук — символ выживания и терпения. А ещё четыре звезды, каждая из которых стала напоминанием о годах, которые он оставил позади, не оглядываясь.
Подростковые годы Wezzy прошли в тишине. Он стал ещё более замкнутым, почти всегда носил тёмные очки, даже когда не было солнца. Не из-за чувствительности глаз — просто так было проще. Он продолжал рисовать, но рисунки изменились. В них исчезли спокойные линии и светлые оттенки. Остались тяжёлые облака, пустые горизонты, одинокие маяки, стоящие среди темноты.
К семнадцати годам стало ясно: Палетто-Бей для него тесен. Здесь его знали слишком хорошо и слишком однозначно. Для кого-то он навсегда остался «тем самым парнем с белыми глазами». Wezzy чувствовал, что если не уедет сейчас, то застрянет здесь навсегда.
Решение созревало медленно. Последним толчком стало письмо от старого знакомого отца, работавшего в типографии в большом городе. Там предлагали место ученика — без гарантий, без обещаний, но с шансом начать с нуля.
Разговор с матерью был коротким. Она ничего не отговаривала. Просто кивнула, будто всегда знала, что этот момент наступит. В день отъезда море было спокойным, почти равнодушным. Wezzy сел в старый автобус, который ходил по расписанию два раза в день, и больше не обернулся.
Когда посёлок скрылся за поворотом дороги, он впервые почувствовал странное спокойствие. Не радость и не страх — скорее ощущение, что якорь наконец поднят, и дальше всё будет зависеть только от него.
Взрослая жизнь
Переезд в столицу стал для Wezzy резким и болезненным шагом. Всё, что раньше казалось привычным, осталось за спиной — море, тишина, пустые улицы. Здесь же город жил иначе. Камень, бетон, нескончаемый шум. Воздух был тяжёлым, пропитанным дымом, гарью и влажным запахом асфальта после дождей.
Первые месяцы он снимал небольшую комнату под самой крышей старого дома. Окна выходили в узкий переулок, куда солнце почти не заглядывало. Днём там было сумрачно, ночью — шумно. Сквозь щели в рамах постоянно пробивались звуки улицы: колёса трамваев, шаги, чужие голоса. Сон был беспокойным, но Wezzy быстро к этому привык.
Работа в типографии не казалась лёгкой. Большие машины грохотали с утра до вечера, металл вибрировал, воздух был насыщен запахом краски и горячего железа. Поначалу Loveless выполнял самую простую работу — таскал бумагу, чистил механизмы, следил за порядком. Но он быстро втянулся. Постепенно ему начали доверять больше, подпускать к процессу, объяснять тонкости. В этой монотонности он находил странное спокойствие.
Свободное время он проводил за рисованием. В столице у него впервые появился доступ к нормальным материалам — не обрывкам бумаги и углю, а полноценным инструментам. Работы менялись вместе с ним. Они стали мрачнее, жёстче, в них появилось больше пустоты. Wezzy часто изображал одинокие фигуры на фоне города или бесконечные пространства, где почти не было деталей. Иногда он подолгу гулял вдоль портовых районов, наблюдая за грузовыми судами и ловя себя на том, что сравнивает их с маленькими лодками своего детства.
В двадцать с небольшим он познакомился с Мариэль — корректором из той же типографии. Она не была навязчивой и не пыталась залезть в его прошлое. Её спокойствие и внимательность постепенно сделали своё дело. Она не задавала вопросов о его внешности, о глазах, о татуировках — просто принимала это как данность. Со временем именно с ней он начал говорить больше, чем привык.
Спустя несколько лет Wezzy ушёл из типографии. Он устроился в небольшое издательство, где занимался оформлением книг и журналов. Это дало больше свободы и времени. Его работы начали появляться в маленьких галереях, иногда — на закрытых показах. Денег это приносило немного, но он и не стремился к большему.
Город, несмотря на возможности, постепенно начал давить. Постоянный шум, однообразие улиц, общее напряжение — всё это вызывало усталость. К тому же обстановка вокруг становилась тревожнее, люди всё чаще говорили о переменах, но никто толком не понимал, к чему они приведут.
В середине восьмидесятых Wezzy вместе с Мариэль переехал в небольшой промышленный город у реки. Там он получил работу в архитектурном бюро, занимаясь графикой и визуальной частью проектов. Жизнь там текла спокойнее, но была более замкнутой. Он почти перестал выставляться и рисовал в основном для себя.
Со временем характер Wezzy стал ещё более сдержанным. Он избегал шумных встреч, редко выбирался в компании, предпочитая одиночество или тихие прогулки. При этом он не терял привычки наблюдать за людьми — в кафе, на остановках, в поездах. Эти образы позже появлялись в его работах: размытые силуэты, фигуры, словно растворяющиеся в пространстве.
Настоящее время
К началу двухтысячных его имя стало известно узкому кругу коллекционеров. Стиль Wezzy узнавали сразу — резкие линии, глубокие тени, ощущение пустоты. Кто-то называл его работы холодными, кто-то — честными. Сам он не придавал этому значения. Он никогда не стремился к публичности и спокойно отказывался от интервью и громких проектов.
Со временем Мариэль стала для него единственным постоянным человеком рядом. Они поселились в небольшом доме у воды. По утрам Wezzy выходил на крыльцо с кружкой крепкого кофе и долго смотрел, как над рекой стелется туман. Его мастерская постепенно превратилась в архив: папки с работами, старые наброски, фотографии мест, которых больше не существовало.
С возрастом его стиль не стал мягче. Напротив — линии стали жёстче, контрасты резче. В этих работах было меньше формы и больше ощущения времени, будто он фиксировал не пространство, а память о нём.
Сейчас Loveless редко покидает свой город. Иногда он всё же ездит в столицу — ненадолго, без лишнего шума. Дом давно стал для него замкнутым миром, где каждая вещь имеет своё место и историю.
Время от времени он пересматривает старые карты и дневники, которые когда-то нашёл на чердаке в детстве. И всё чаще ловит себя на мысли, что вся его жизнь — это не путь вперёд, а медленное движение вдоль берега, от одного горизонта к другому.
Он не строит планов. Просто продолжает работать. Потому что знает: в тот момент, когда он перестанет это делать, исчезнет и он сам.
Иногда, глядя на воду, он вспоминает мальчика, сидящего на камне у моря. И понимает, что этот мальчик никуда не делся — он просто научился смотреть на мир через линии и тени.
Итоги
1. Белых линз в гос. структурах. (из-за ситуации при юности)
2. Ношение татуировок в виде полос на носу и лбу в гос. структурах (из-за ситуации в юности)
