- Автор темы
- #1
Имя: Hubert
Фамилия: Dubina
Дата рождения: 23.03.1966
Национальность: Американец
Место проживания/рождения: США, Сенди-Шорс
Рост: 179 см
Вес: 113 кг
Телосложение: Полный
Цвет волос: Золотой блондин
Цвет глаз: Зеленый
Татуировки: Да
Дефекты кожи: Нет
Особенности: Характерный грубый, прокуренный голос, кривой нос, склонность к пиву
Биография Хэнка Дубины (Отец):
Рождение и ранние годы:
Хенк Дубина, родившийся 15 марта 1942 года в сельской местности Сенди-Шорс, происходил из семьи коренных американцев. Династия Дубины славилась механической смекалкой: они содержали скромную мастерскую по ремонту сельхозтехники. К 12 годам Хэнк уже разбирал двигатели, заработав среди местных прозвище «гаечный шептун».
Служба в армии и возвращение домой:
В 1963 году его призвали в армию, где он служил механиком во время Вьетнамской войны, ремонтируя вертолёты и грузовики. Хаос войны укрепил его недоверие к бюрократии и городским элитам. Вернувшись домой в 1967-м, он сменил форму на заляпанные маслом комбинезоны, открыв «Гараж Дубины» — захламлённое, но любимое местными жителями место в их поселении Сегди-Шорс.
Характер и ценности:
Хэнк был немногословен, с бородой, пропитанной табаком. Он верил в то, что «всё надо чинить самому», и насмехался над горожанами, которые «не смогут поменять колесо, даже если инструкция их укусит». Военный опыт сделал его подозрительным к чужакам, но беззаветно преданным своему сообществу. Он учил Хьюберта видеть в машинах продолжение семьи — то, что требует терпения и упорства.
Наследие:
Хэнк умер в 2008 году, но его ящик с инструментами, доставший от отцы, остаётся самой ценной вещью для Хьюберта — символом самостоятельности.
Биография Мэгги О’Коннор (Мать):
Рождение и ранние годы:
Рождение и ранние годы:
Мэгги О’Коннор, родившаяся 2 июня 1945 года в семье американских фермеров, доила коров ещё до рассвета. Ферма её семьи, пережила кризис 1950-х благодаря упорству. К 14 годам её руки покрылись мозолями, но её смех стал неотъемлемой частью сельских ярмарок.
Брак и семья:
Она встретила Хэнка на осеннем фестивале 1965 года, где он, выпив три виски, робко пригласил её на танец. Они поженились через полгода. Мэгги совмещала воспитание Хьюберта, родившегося в 1966-м, с работой на ферме, а её фартук всегда пах сеном и свежим молоком. Она привила сыну любовь к земле, повторяя: «Тёлкам плевать на твои отговорки — только на старания»
Характер и ценности:
Кухня Мэгги была центром доброты: она кормила и бродяг, и соседей, говоря: «Голод не выбирает сторону». Её вера в людей противоречила скепсису Хэнка, но их связь была нерушимой. Тайком она обожала пластинки Долли Партон и взращивала в Хьюберте мягкость, напоминая: «Даже у реднеков есть поэзия в душе».
Наследие:
После закрытия фермы в 1980-х из-за сельскохозяйственного кризиса Мэгги перешла на разведение коз и продажу домашнего сыра. Она ушла из жизни в 2012-м, но её рецепт пирога с бурбоном и орехами до сих пор легендарен на пикниках в Сенди-Шорс.
Детство:
Хьюберт появился на свет в крошечном домике на окраине Сенди-Шорс, где гул мотора из гаража Хэнка сливался с мычанием коров с фермы Мэгги. Его кроваткой стал переделанный ящик для инструментов, а первыми игрушками — старые гаечные ключи и деревянные фигурки животных, вырезанные отцом. К пяти годам он уже знал, как подать отцу молоток, и гордо таскал вёдра с молоком для матери, хоть и расплёскивал половину по пути.
Гараж Хэнка стал для Хьюберта храмом. В семь лет он собрал свой первый двигатель под присмотром отца, получив в награду ржавый, но отполированный до блеска болт — «трофей для настоящего механика». Хэнк не терпел нытья: когда десятилетний Хьюберт порезал палец о металл, отец бросил ему тряпку со словами: «Кровь — это краска, которой мужчины подписывают свою работу».
Мэгги водила его на ферму до школы. «Тёлки не ждут, пока ты выспишься», — будила она сына в 5 утра. Хьюберт ненавидел запах навоза, но обожал моменты, когда мать, уставшая, напевала песни Долли Партон, помешивая варенье. Её пироги он тайком относил старику-отшельнику из трейлера за лесом, усвоив: «Доброта — это не слабость, а выбор».
Гараж Хэнка стал для Хьюберта храмом. В семь лет он собрал свой первый двигатель под присмотром отца, получив в награду ржавый, но отполированный до блеска болт — «трофей для настоящего механика». Хэнк не терпел нытья: когда десятилетний Хьюберт порезал палец о металл, отец бросил ему тряпку со словами: «Кровь — это краска, которой мужчины подписывают свою работу».
Мэгги водила его на ферму до школы. «Тёлки не ждут, пока ты выспишься», — будила она сына в 5 утра. Хьюберт ненавидел запах навоза, но обожал моменты, когда мать, уставшая, напевала песни Долли Партон, помешивая варенье. Её пироги он тайком относил старику-отшельнику из трейлера за лесом, усвоив: «Доброта — это не слабость, а выбор».
Юность:
В местной школе, где учились дети лесорубов и фермеров, Хьюберт был «тем самым парнем с маслом под ногтями». В 1978-м класс посетили ученики из Нэшвилла — чистенькие, с калькуляторами в рюкзаках. Когда один из них высмеял его потрёпанную куртку, Хьюберт молча бросил ему в сумку дохлую крысу, найденную в гараже. «Городские не понимают, что настоящая жизнь пахнет бензином, а не духами», — позже объяснил он матери.
Его гордость реднека крепла как сталь. Он презирал поп-музыку, носил рваные носки, смеялся над одноклассниками, мечтавшими «свалить в город». После школы он и друзья устраивали гонки на старых авто, пили дешёвое пиво у костра и стреляли по банкам из дедовской винтовки. Но даже в бунтарстве Хьюберт помнил урок матери: однажды он отдал две последние сигареты и на половину пустую банку пива бездомному, сказав: «Держи, старик, ты же такой же как и я, деревенский».
Его гордость реднека крепла как сталь. Он презирал поп-музыку, носил рваные носки, смеялся над одноклассниками, мечтавшими «свалить в город». После школы он и друзья устраивали гонки на старых авто, пили дешёвое пиво у костра и стреляли по банкам из дедовской винтовки. Но даже в бунтарстве Хьюберт помнил урок матери: однажды он отдал две последние сигареты и на половину пустую банку пива бездомному, сказав: «Держи, старик, ты же такой же как и я, деревенский».
Военная история:
В 24 года Хьюберт получил повестку. Шла Первая война в Заливе, но для него это был не патриотический долг — лишь «очередная городская авантюра». Провожая сына, Хэнк молча сунул ему старый армейский жетон 1967 года: «Не доверяй тем, у кого чистые сапоги». Мэгги, плача, засунула в рюкзак банку домашнего козьего сыра. «Вернись живым», — шептала она, но Хьюберт уже ненавидел мир, который оторвал его от тракторов и полей.
Рота Хьюберта состояла из таких же «реднеков». Их командир, сержант Картер, уроженец Нью-Йорка, сразу возненавидел Хьюберта за акцент и «деревенскую тупость». Первый бой — патруль у Эль-Кувейта. Горящий танк, крики раненых, и Хьюберт, впервые стреляющий в живого человека. «Этот тип был на два года младше меня», — сказал он позже, глядя на труп солдата.
Во время зачистки деревни Картер приказал сжечь дом, где, по его словам, прятались снайперы. Хьюберт усомнился — он видел, как из окна махали белым платком. «Ты что, мамин сынок?» — издевался сержант. Когда вспыхнула крыша, из горящего здания выбежала девочка лет восьми. Картер выстрелил первым. Хьюберт позже нашёл её куклу в пепле — розовое платье, обугленные глазки. Куклу он выбросил, но запах горелой пластмассы остался в нём навсегда.
Рейд на склад боеприпасов обернулся засадой. Лучший друг Хьюберта, Билли, подорвался на мине. «Чёрт, Хьюб, у меня же завтра день рождения...» — хрипел он, истекая кровью. Картер приказал отступать, бросив раненых. Хьюберт, прикрывая отход, добил трёх врагов ножом. Потом, вернувшись за телом Билли, нашёл у него в кармане письмо от беременной невесты. Сжёг его, не читая.
Домой он привёз не ордена, а ночные кошмары и пистолет под подушкой. Гараж отца теперь казался ему детской песочницей. Когда соседский подросток случайно поцарапал его пикап, Хьюберт сломал парню нос. «Ты же не на войне», — упрекнула Мэгги. «Война везде», — бросил он, выплёвывая кровь.
В баре «Angels of Death» городской юрист назвал его «деревенским психом». Хьюберт, не говоря ни слова, разбил ему бутылку о голову. Полицейские, прибывшие на вызов, нашли его спокойно доедающим стейк. «Он первый начал», — сказал Хьюберт, вытирая окровавленные руки.
Рота Хьюберта состояла из таких же «реднеков». Их командир, сержант Картер, уроженец Нью-Йорка, сразу возненавидел Хьюберта за акцент и «деревенскую тупость». Первый бой — патруль у Эль-Кувейта. Горящий танк, крики раненых, и Хьюберт, впервые стреляющий в живого человека. «Этот тип был на два года младше меня», — сказал он позже, глядя на труп солдата.
Во время зачистки деревни Картер приказал сжечь дом, где, по его словам, прятались снайперы. Хьюберт усомнился — он видел, как из окна махали белым платком. «Ты что, мамин сынок?» — издевался сержант. Когда вспыхнула крыша, из горящего здания выбежала девочка лет восьми. Картер выстрелил первым. Хьюберт позже нашёл её куклу в пепле — розовое платье, обугленные глазки. Куклу он выбросил, но запах горелой пластмассы остался в нём навсегда.
Рейд на склад боеприпасов обернулся засадой. Лучший друг Хьюберта, Билли, подорвался на мине. «Чёрт, Хьюб, у меня же завтра день рождения...» — хрипел он, истекая кровью. Картер приказал отступать, бросив раненых. Хьюберт, прикрывая отход, добил трёх врагов ножом. Потом, вернувшись за телом Билли, нашёл у него в кармане письмо от беременной невесты. Сжёг его, не читая.
Домой он привёз не ордена, а ночные кошмары и пистолет под подушкой. Гараж отца теперь казался ему детской песочницей. Когда соседский подросток случайно поцарапал его пикап, Хьюберт сломал парню нос. «Ты же не на войне», — упрекнула Мэгги. «Война везде», — бросил он, выплёвывая кровь.
В баре «Angels of Death» городской юрист назвал его «деревенским психом». Хьюберт, не говоря ни слова, разбил ему бутылку о голову. Полицейские, прибывшие на вызов, нашли его спокойно доедающим стейк. «Он первый начал», — сказал Хьюберт, вытирая окровавленные руки.
Взрослая жизнь:
После войны Хьюберт вернулся в Палето-Бей с пулей в колене и душой, полной осколков. Старый друг отца, шериф Томми «Железный Бок» Уолтерс, взял его под своё крыло. «Ты будешь лупить подонков, а не коров», — сказал Томми, вручая значок. Хьюберт согласился, но лишь потому, что в форме он мог легально носить оружие. Его методы были грубы: нарушителей он заковывал в наручники к скамейке у реки, где комары довершали «наказание».
Всё изменилось в день, когда Хьюберт застал городского фотографа, издевавшегося над стариком-рыбаком. Он уже занёс кулак, но увидел в глазах старика дочь, ждавшую отца у причала. Впервые за годы он опустил руку. «Убирайся, пока я не передумал», — прошипел он фотографу, а потом молча помог старику собрать рассыпанную рыбу.
Десятилетняя Эмили, дочь погибшего фермера, стала тайным «проектом» Хьюберта. Девочка приходила к участку, чтобы спросить: «Вы найдёте того, кто поджёг наш сарай?» Вместо ответа он начал учить её чинить велосипед. «Доброта — это как гайка, — говорил он, затягивая болт. — Слишком слабо — развалится, слишком сильно — сорвёшь резьбу». Когда поджигатель был пойман, Хьюберт отпустил его, увидев в его глазах тот же страх, что когда-то был у него самого.
Когда ураган разрушил мост, отрезав деревню от внешнего мира, Хьюберт три дня без сна эвакуировал людей на своём джипе. На крик журналистки: «Вы герой!» — он ответил: «Герои умирают молодыми. Я просто упрямый осёл». Но вечером, найдя в руинах фотоальбом Мэгги, он впервые за 20 лет заплакал.
Хьюберту было 54. Он всё так же рычит на туристов, но разрешает детям рисовать мелом на стене участка. Его пикап стал «скорой помощью» для покалеченных животных, а в бардачке лежит корм для бездомной собаки, которую он зовёт «Сержант». Его душа всё ещё в шрамах, но теперь он верит, что даже ржавые гвозди могут скреплять что-то важное. Как сказала ему Эмили, ставшая ветеринаром: «Вы как старый дуб — корявый, но под вами можно укрыться».
Когда на днях подростки разбили витрину местного магазина, он заставил их красить забор, но потом купил пиццу. «Ненавижу города, — сказал он, откусывая кусок. — Но пиццу они делают сносно». Подростки смеялись, не зная, что это первая шутка Хьюберта за 30 лет.
Всё изменилось в день, когда Хьюберт застал городского фотографа, издевавшегося над стариком-рыбаком. Он уже занёс кулак, но увидел в глазах старика дочь, ждавшую отца у причала. Впервые за годы он опустил руку. «Убирайся, пока я не передумал», — прошипел он фотографу, а потом молча помог старику собрать рассыпанную рыбу.
Десятилетняя Эмили, дочь погибшего фермера, стала тайным «проектом» Хьюберта. Девочка приходила к участку, чтобы спросить: «Вы найдёте того, кто поджёг наш сарай?» Вместо ответа он начал учить её чинить велосипед. «Доброта — это как гайка, — говорил он, затягивая болт. — Слишком слабо — развалится, слишком сильно — сорвёшь резьбу». Когда поджигатель был пойман, Хьюберт отпустил его, увидев в его глазах тот же страх, что когда-то был у него самого.
Когда ураган разрушил мост, отрезав деревню от внешнего мира, Хьюберт три дня без сна эвакуировал людей на своём джипе. На крик журналистки: «Вы герой!» — он ответил: «Герои умирают молодыми. Я просто упрямый осёл». Но вечером, найдя в руинах фотоальбом Мэгги, он впервые за 20 лет заплакал.
Хьюберту было 54. Он всё так же рычит на туристов, но разрешает детям рисовать мелом на стене участка. Его пикап стал «скорой помощью» для покалеченных животных, а в бардачке лежит корм для бездомной собаки, которую он зовёт «Сержант». Его душа всё ещё в шрамах, но теперь он верит, что даже ржавые гвозди могут скреплять что-то важное. Как сказала ему Эмили, ставшая ветеринаром: «Вы как старый дуб — корявый, но под вами можно укрыться».
Когда на днях подростки разбили витрину местного магазина, он заставил их красить забор, но потом купил пиццу. «Ненавижу города, — сказал он, откусывая кусок. — Но пиццу они делают сносно». Подростки смеялись, не зная, что это первая шутка Хьюберта за 30 лет.
Настоящее время:
В 2025 году 59-летний Хьюберт, вопреки своему презрению к «бетонным джунглям», перебрался в Лос-Сантос. Причина? «Палето-Бей стало слишком тихо для старого пса», — ворчал он. В департаменте его прозвали «Ковбой» — за ковбойскую шляпу и привычку класть ноги на стол. Но за грубостью скрывался профессионал: он первым бросался разнимать драки в ночных клубах, а подростков-граффитчиков заставлял отмывать стены, а не сажать в клетку.
Всё изменилось в один дождливый вечер. Диана, за рулём красного джипа, совершала разворот в неположенном месте. Хьюберт, включив сирену, уже готовился выписать штраф за опасное вождение, но...
— Вы хоть понимаете, что могли кого-то сбить? — начал он, заглянув в окно.
Девушка с красными красивыми волосами до плеч посмотрела на него так, будто он был единственным светом в её ночи.
— Офицер, я... я спешила готовить смузи... — голос её дрогнул.
Хьюберт, обычно неумолимый, вдруг сказал:
— Ваш номер. Не для штрафа. Для кофе.
Диана рассмеялась, продиктовала цифры. Он её отпустил. В этот же вечер, Хуберт пригласил красноволосую девицу на прогулку, вышли из квартиры знакомыми, вернулись семьёй... Теперь у него была новая цель: работать не только ради себя, но и ради семьи.
Через несколько недель, крася трейлер в цвет «закатной меди», Хьюберт упал со стремянки прямо в банку с краской. Лицо отмыл бензином, но рыжие волосы на бороде, усах и длинной прическе навсегда стали ярко-алыми. В участке над ним ржали:
— Дубина, ты что, Санта-Клаусом подрабатываешь?
— Лучше красная борода, чем пустая башка, — огрызался он, но тайком гуглил «как вернуть цвет бороде».
Всё изменилось в один дождливый вечер. Диана, за рулём красного джипа, совершала разворот в неположенном месте. Хьюберт, включив сирену, уже готовился выписать штраф за опасное вождение, но...
— Вы хоть понимаете, что могли кого-то сбить? — начал он, заглянув в окно.
Девушка с красными красивыми волосами до плеч посмотрела на него так, будто он был единственным светом в её ночи.
— Офицер, я... я спешила готовить смузи... — голос её дрогнул.
Хьюберт, обычно неумолимый, вдруг сказал:
— Ваш номер. Не для штрафа. Для кофе.
Диана рассмеялась, продиктовала цифры. Он её отпустил. В этот же вечер, Хуберт пригласил красноволосую девицу на прогулку, вышли из квартиры знакомыми, вернулись семьёй... Теперь у него была новая цель: работать не только ради себя, но и ради семьи.
Через несколько недель, крася трейлер в цвет «закатной меди», Хьюберт упал со стремянки прямо в банку с краской. Лицо отмыл бензином, но рыжие волосы на бороде, усах и длинной прическе навсегда стали ярко-алыми. В участке над ним ржали:
— Дубина, ты что, Санта-Клаусом подрабатываешь?
— Лучше красная борода, чем пустая башка, — огрызался он, но тайком гуглил «как вернуть цвет бороде».
Итоги биографии:
1) Возможность состоять в государственных структурах с красными волосами на лице.
1) Возможность состоять в государственных структурах с красными волосами на лице.
Последнее редактирование:
