- Автор темы
- #1
- Фамилия Имя.: Voronov Egor
- Пол: Мужской
- фото лица:
- Возраст: 45 лет
- Место рождения: Нижний Тагил, Россия
- Национальность: Русский
- Внешние признаки: Рост: 187 см, Вес: 78 кг,Телосложение: Худощавое, жилистое , Цвет глаз: Серо-зелёные, Цвет волос: Тёмный,Татуировки: Отсутствуют
Детство:
Егор родился в Нижнем Тагиле — городе, где серые панельные дома, вечный смог от заводов и запах металла в воздухе были нормой. Он появился на свет в неблагополучной семье, где слово «забота» звучало как насмешка. Его отец, Сергей Воронов, работал на металлургическом заводе, но большую часть времени проводил либо в цеху, либо в подпольной «пивнухе», где быстро и дёшево можно было забыться. Агрессивный, вспыльчивый человек, он считал, что с ребёнком нужно «по-мужски», и его методы «воспитания» сводились к постоянному физическому и психологическому давлению.
Мать, Наталья, тихая, подавленная женщина, большую часть времени лежала, уставившись в потолок, или бесцельно ходила по квартире. После очередной вспышки насилия она могла на неделю исчезнуть у родственников, бросив сына на мужа. Егор с младенчества чувствовал: этот дом не безопасен. Никаких игрушек, никаких сказок на ночь, ни единого «я тебя люблю». С трёх лет он начал прятаться в кладовке, чтобы не слышать, как отец кричит. Иногда он сидел там часами, даже когда в доме было тихо.
Он начал заикаться. Не от рождения — от страха. Каждый громкий звук заставлял его вздрагивать. В детском саду воспитатели жаловались на его поведение: он не разговаривал с детьми, выстраивал в уголке игрушки в строгом порядке, а если кто-то их трогал — мог вцепиться в лицо или ударить без предупреждения. Его называли странным, «жутким». А он просто был одиноким и напуганным ребёнком, который учился выживать.
В возрасте 6 лет Егор начал проявлять первые признаки агрессии и поведенческих отклонений. Он мог внезапно сорваться в крик, ломать вещи без причины или замыкаться в себе, не отвечая на вопросы. Однажды он пришёл в садик с ожогом на руке. На вопрос воспитателя ответил: «Папа сказал, что я должен научиться терпеть». Тогда о нём впервые заговорили всерьёз. Вызвали комиссию. Но, как это часто бывает, проверка прошла — и ничего не изменилось. Его вернули в тот же дом.
Он стал всё больше времени проводить на улице — не потому, что искал друзей, а чтобы не слышать, как в квартире лязгает ремень. Он наблюдал за кошками, ловил насекомых, рисовал на асфальте углём. Его тянуло к тишине, к покою, которого в его жизни не было. Но с возрастом эта тишина внутри начала трескаться, и на её место приходила тревога, гнев и... что-то ещё. Что-то, чего он сам тогда не понимал.
К семи годам он уже начал разговаривать сам с собой. Иногда тихо, шёпотом. Иногда громко, как будто с кем-то спорил. Он называл это «голосами», но никому не говорил напрямую. Никто бы и не поверил. Одинокий, агрессивный и пугающий, он стал изгоем даже среди тех, кто сам вырос на улице.
Юность:
Юность Егора началась с одиночества и закончилась ненавистью. К двенадцати годам он окончательно потерял доверие к окружающему миру. Он уже не верил ни взрослым, ни сверстникам, ни даже себе. Школа для него была скорее полем боя, чем местом обучения. Он не слушал учителей, отвечал грубо, иногда с сарказмом, не свойственным подростку. При малейшем конфликте он реагировал вспышкой — кидался кулаками, ручками, стульями. Несколько раз родители учеников писали заявления в полицию, но из-за возраста дело не доходило до настоящих последствий.
Его называли «трудным подростком». На деле же он был молодым человеком с растущей внутренней тьмой, которую никто не хотел или не мог заметить. Часто сидел в углу класса, уставившись в окно, отрешённо мял лист бумаги. Мог ни с того ни с сего начать бормотать себе под нос. В дневнике были странные записи: не школьные задания, а какие-то схемы, фразы, закорючки. Однажды классный руководитель обнаружила у него записку с фразой: «Если они будут смотреть, я сделаю это снова». Что именно — никто не понял.
В четырнадцать лет его исключили из общеобразовательной школы после того, как он жестоко избил одноклассника — на уроке труда, ножовкой. По словам свидетелей, одноклассник просто толкнул его плечом в коридоре, а Егор будто «сорвался» и напал без единого слова. Это событие стало поворотным. Его направили в спецшколу-интернат — закрытое учреждение, где содержались подростки с отклоняющимся поведением.
В интернате стало только хуже. Драки, конфликты, ночные приступы паники. Он не спал — говорил, что «стены шепчут». Часто просыпался в холодном поту, утверждая, что «что-то ходит по комнате». Психологи пытались работать с ним, но он редко шел на контакт. Лишь один раз он написал короткое сочинение, которое учитель сохранил:
«Мне легче, когда никого нет. Тихо. Если кто-то рядом — я не понимаю, кто он. Люди врут. Я не верю. Я лучше сам. Я тень. Пусть так.»
К пятнадцати годам Егор окончательно ушёл в себя. Он научился быть незаметным, двигаться бесшумно, наблюдать за другими. Его словно не было — пока он вдруг не возникал там, где не должен был быть, и не делал то, что никто не ожидал. У него не было друзей, и он этого не хотел. Один единственный парень в интернате пытался с ним подружиться — пропал через две недели. Потом вернулся, молчаливый, с синяками. Никто не спрашивал. Никто не говорил. Никто не знал.
Он начал воровать. Сначала — еду и сигареты, потом — ножи из кухни, мелкие вещи из шкафов охранников. Он не делал это из нужды, просто хотел знать, как глубоко он может зайти, прежде чем его остановят. Ответа он так и не нашёл. Его не остановили. Люди предпочитали не замечать.
К 17 годам он уже был готов ко взрослой жизни — но не той, в которой люди ходят на работу и строят карьеру. Он был готов к выживанию. Мир стал для него полем охоты, а все остальные — либо мишени, либо шум, который надо убрать.
Взрослая жизнь:
Совершеннолетие не стало для Егора освобождением — это был просто новый этап выживания. Восемнадцать лет он встретил на улице. Формально он был «выпущен» из интерната, но без документов, без образования, без жилья и, по сути, без шансов. Первые месяцы он скитался по заброшенным домам, подвалам, чердакам. Иногда находил ночлег в ночных автобусах или теплотрассах. Единственное, что он по-настоящему освоил — это быть незаметным и неслышным.
Работы он находил случайные: разгружал фуры, таскал цемент, мыл окна. Задерживался максимум на неделю — вспыльчивость, недоверие, а порой и откровенные припадки делали своё дело. Он часто вступал в конфликты: мог наброситься на бригадира за резкое слово, а иногда просто исчезал с рабочего места, не объяснив причин. Люди не могли его понять, а он не пытался объяснить. Ему было проще молчать и уходить, чем снова слышать издёвки, как в детстве.
Со временем он понял: на обычной работе он не выживет. Тогда он стал интересоваться улицей — её тенями, её законами. Он начал таскаться за мелкими бандитами, выполнять грязные поручения: следить, передать, надавить, принести. Его не пугало ничего. Он не боялся боли, полиции, угроз. В нём не осталось страха — он выгорел ещё в детстве. За это его и стали звать в дело чаще. Он был тем, кого можно было отправить ночью в подвал к должнику. Тем, кто не задаёт вопросов и не ждёт награды.
У него появился первый «псевдоним» — Мрак. Люди не знали, кто он. Только говорили: «Если придёт Мрак — молчи, не ври, и не смотри ему в глаза». Он редко разговаривал, но когда говорил — его голос был глухим, почти безэмоциональным, как будто записанным с магнитофона. Казалось, что он не человек, а функция.
Несколько раз его задерживали — за участие в потасовках, за ношение ножа, за кражу. Но он всегда молчал. Следователи писали: «Контакт не установлен. Поведение — асоциальное. Терапии не поддаётся». Один врач даже попытался признать его невменяемым, но он настолько пугающе спокойно прошёл все тесты, что комиссия засомневалась. Его отпустили.
Он никогда не стремился к власти, деньгам или уважению. Он просто был. Шёл по улицам, которых не знал, ночевал там, где не ступала нога человека. Он привык жить в параллельной реальности — в мире, где нет правил, кроме одного: выживи.
Настоящее время:
Сейчас Егор находится в Лос-Сантосе. Он не помнит, как именно попал сюда — возможно, просто случайно, возможно, с чьей-то помощью. Всё произошло слишком быстро, слишком легко, как будто он просто исчез с карты России, и вот он уже здесь, среди чужих людей, в другом мире, полном новых звуков, запахов и людей, которые ничем не лучше, чем те, с кем он вырос.
Он устроился на работу охранником в ночной клуб, но это не принесло ему ни покоя, ни стабильности. В клубе он чувствует себя как чужой: сидит в уголке, молча наблюдает за всеми. Секретарь клуба, который его нанял, не решается подойти ближе, избегает даже зрительного контакта. Лишь иногда, в часы пик, он появляется на своём месте у двери и тихо регулирует проходящих, ни с кем не разговаривая.
Егор — не тот человек, кто ищет общения. Напротив, он избегает любого контакта, даже с теми, кто вроде бы пытается подружиться. Его психика всё больше распадается на части. В его жизни, где всё больше доминируют пустые ночи, сдавленные стены клуба и глухие переулки, он всё чаще не может различить, где заканчивается его тело, а где начинаются другие люди. Иногда ему кажется, что он сам стал частью этой тени, частью этого города, и в нём не остаётся ни прошлого, ни будущего — только бесконечный момент.
Он всё реже спит, а если и засыпает, то только в самых странных местах: на складских полках, в уголке клуба, на скамейке в парке. Он ощущает, как его тело становится всё более «пустым» — не то чтобы не живым, но всё дальше от того, что он когда-то называл собой. Он ощущает, как трещины в его психике увеличиваются, как-то нарастают всё больше, и иногда ему кажется, что если он не начнёт что-то делать с этим, они просто окончательно расколют его.
Его поведение всё более непредсказуемо: если раньше он мог оставаться спокойным в самых напряжённых ситуациях, то теперь всё может измениться за одну секунду. Его мимика становится всё более жестокой, он может резко взорваться, но так же неожиданно и успокоиться. Он бывает за границей. Он бывает настолько в себе, что почти не замечает других. Зачастую он забывает, что происходило несколько минут назад, но никогда не забывает тех людей, с которыми пришлось столкнуться в те моменты.
В этом городе ему не хватает тишины, которую он знал раньше. Тишины, когда ты остался один, и её было достаточно, чтобы услышать собственные мысли. Теперь всё слишком громко. Егор продолжает оставаться частью этих улиц и людей, но он вряд ли когда-нибудь станет их частью в том смысле, в котором они понимают это.
Итог:
Травля в детстве сильно повлияла на его психику, и с годами это начало серьёзно сказываться на его состоянии. Постоянные унижения и издевательства разрушали его внутренний мир, что постепенно привело к психическому срыву. Он стал терять рассудок, его восприятие реальности начало искажаться, пока он окончательно не стал психически больным человеком.(отметка в мед карте)
