- Автор темы
- #1
ФИО: Maloy Vandall
Дата рождения: 31 июля 2006 года
Возраст: 19 лет
Пол: Мужской
Национальность: Американец
Родители:
Малой Вандалл родился и вырос в обычной, небогатой, но трудолюбивой семье из Лос-Сантоса.
Его отец, Ричард Вандалл, работает инженером на местной атомной электростанции. Человек немногословный, строгий, но справедливый. Ричард – типичный представитель рабочего класса, выросший в пригороде, рано начал трудиться и гордится тем, что обеспечивает семью честным трудом. Он не часто показывал эмоции, но всегда был рядом, когда Малой нуждался в поддержке, пусть и выраженной сдержанно – советом, молчаливым присутствием или коротким, но тёплым похлопыванием по плечу.
Мать, Карен Вандалл, работает учительницей химии в местной средней школе. В отличие от отца, она более открытая и эмоциональная, всегда старалась поддерживать в доме атмосферу уюта и взаимопонимания. Карен любит науку и часто приносила домой интересные задания, чтобы увлечь сына. Иногда они вместе проводили простые опыты на кухне, и в эти моменты Малой чувствовал, что учёба может быть не обязаловкой, а настоящим приключением. Она была строгой в учёбе, но никогда не кричала — только объясняла, пока не добивалась понимания.
Семья жила в скромном районе в южной части Лос-Сантоса, где нередко слышны были полицейские сирены, а на улицах легко можно было встретить и трудягу, и мелкого преступника. Несмотря на окружающие реалии, родители старались держать Малого подальше от уличной жизни — не запрещая, но объясняя. Отец говорил: «Сила не в том, чтобы показать кулак, а в том, чтобы знать, когда его не применять», а мать добавляла: «Химия жизни — это выбор. И ты сам решаешь, с чем смешиваться».
Они не были богаты, но делали всё, чтобы у сына было детство без голода, в любви и с опорой. Именно их сочетание строгости и заботы заложило в Малом внутренний стержень и понимание того, что, кем бы он ни стал, путь начинается с семьи.
Образование:
С самого раннего детства Малой Вандалл рос в семье, где наука была не просто профессией, а образом жизни. Его отец — инженер на атомной электростанции, а мать — школьный преподаватель химии. Уже в младшей школе он начал проявлять интерес к естественным наукам: собирал простые электрические схемы, ставил домашние опыты с мамой, посещал с отцом инженерные участки и наблюдал за работой систем контроля и безопасности. Родители с самого начала старались развить в нём любовь к точным наукам, в том числе физике, химии и математике, ведь именно эти области и стали основой их собственной истории любви.
Учёба в школе давалась ему легко, особенно в технических дисциплинах. Малой участвовал в олимпиадах по физике и химии, часто занимал призовые места, а с восьмого класса стал посещать дополнительные курсы в техническом лицее при Университете Лос-Сантоса. Его мама преподавала в той же школе, где он учился, что создавало особую атмосферу — дома и на уроках он находился в кругу знаний и постоянного обсуждения научных тем. Несмотря на подростковую импульсивность и стремление выделиться, он всегда стремился понять суть процессов, а не просто запоминать формулы.
После окончания школы с отличием, он без особых трудностей поступил в Технический Университет Лос-Сантоса на факультет атомной энергетики и инженерии ядерных установок. Малой выбрал именно это направление, вдохновлённый работой своего отца и семейными традициями. Учёба была сложной: программа включала углублённую физику, органическую и неорганическую химию, термодинамику, ядерную безопасность, а также техническое проектирование систем охлаждения и защиты реакторов. Но он справлялся.
Уже на втором курсе Малой начал проходить стажировку на атомной электростанции, где работал его отец. Это была не просто практика — это был его шанс стать профессионалом под присмотром человека, которого он уважал больше всего. Он работал с реальной документацией, участвовал в расчётах, анализировал систему фильтрации и очистки, следил за химическим составом воды в системе охлаждения и даже консультировался по вопросам модернизации оборудования.
Трагедия, произошедшая на практике, поставила точку в его инженерной карьере. Несмотря на то, что он не был отчислен из университета и даже завершил обучение, его диплом стал символом утраченной мечты. После утечки и взрыва ему официально запретили работать на атомных объектах, что сделало бессмысленным всё его профессиональное образование в этой сфере.
Тем не менее, его уровень знаний, аналитическое мышление и опыт практической работы остались с ним. Университет он окончил с хорошими оценками и глубоким пониманием физических процессов, но с тяжёлым грузом — ощущением, что его путь инженера был безвозвратно закрыт.
Описание внешнего вида:
На первый взгляд Малой Вандалл производит неоднозначное впечатление. Его облик — это результат трагических событий, пережитой боли и внутренней трансформации, которая оставила след не только в душе, но и на теле.
Ростом около 180 см, Малой — худощавый, но с крепкой мускулатурой, сформированной ещё в подростковом возрасте, когда он много времени проводил с отцом на станции, таскал оборудование, лазил по техническим отсекам и не гнушался физической работы. Осанка у него ровная, движения точные и уверенные, но в них читается сдержанность — как будто он всегда на стороже.
Лицо у него асимметричное из-за двух ярко выраженных шрамов, которые стали частью его новой идентичности. Первый — чёрная полоска, тянущаяся от правой щеки до левой проходя через нос. Это след давней химической травмы, полученной на школьном уроке, когда взорвалась стеклянная колба. Шрам слегка блестит на свету, как плотная, затянутая ткань, и придаёт его облику мрачную выразительность.
Второй и, пожалуй, самый жуткий — ярко-красный химический ожог на правой щеке, оставшийся после взрыва на атомной станции. Форма ожога напоминает искажённый поцелуй, с неестественно стянутой кожей, словно она таяла и затвердевала в боли. Даже после многочисленных медицинских вмешательств, пластики и обработки — этот след остался навсегда. Он не скрывает его — напротив, это стало частью его внешнего заявления миру: "Я выжил. И запомнил."
Но, пожалуй, глаза — самая зловещая деталь его внешности. После трагедии и химического воздействия, ему провели несколько операций, но сетчатка и радужка были безвозвратно повреждены. Теперь его глаза полностью чёрные, без различимых зрачков или белков. Это производит сильный эффект: словно он смотрит в душу, даже если молчит. Эти глаза заставляют людей чувствовать тревогу, избегать взгляда, особенно тех, кто не знает, что за история стоит за этим мрачным взглядом.
Одевается Малой сдержанно и утилитарно. В его гардеробе преобладают тёмные цвета — чёрный, серый, болотный. Он предпочитает длинные куртки, толстовки с капюшоном, свободные штаны, армейские ботинки или рабочие кроссовки. Иногда носит технические очки или маску, особенно в местах, где много людей — возможно, чтобы скрыть взгляд, возможно — из привычки к защите. На шее часто висит простая цепочка, которая раньше принадлежала отцу.
На его руках можно заметить следы старых ожогов, порезов и микротравм — следы инженерной работы, взрывов, а может быть и внутреннего гнева, с которым он сражался в одиночестве.
Внешность Малого — это отражение его судьбы: трагичная, но сильная. Каждый шрам на его теле — как строчка в истории, которую он несёт на себе, не пряча, а принимая как часть себя.
Детство:
Детство Малого Вандалла прошло в атмосфере спокойствия, стабильности и настоящей семейной теплоты. Он рос в обычной, но очень сплочённой семье, где каждый день чувствовалась взаимная поддержка, доверие и уважение. Их дом в Лос-Сантосе был скромным, но уютным — со старым диваном в гостиной, лёгким запахом книг и химических реактивов, которые Карен часто привозила из школы, и с пыльными коробками с инструментами, которые Ричард прятал в гараже.
Ричард, несмотря на усталость после смен на атомной станции, часто брал сына с собой на работу по выходным, когда можно было провести ребёнка по безопасным зонам. Малой с замиранием сердца наблюдал за огромными механизмами, системами труб, пультами управления. Отец терпеливо рассказывал, как всё работает, показывал схемы, объяснял принципы — от основ электромагнетизма до правил безопасности. Иногда разрешал подержать инструменты или нажать на какую-нибудь кнопку на симуляторе, и это казалось Малому настоящим приключением.
Мать же старалась привить ему любовь к химии. Она делала это не как учитель, а как мама, которой важно, чтобы сын увидел красоту в науке. Вместе они проводили простые опыты дома — смешивали растворы, наблюдали за реакциями, выращивали кристаллы. Всё это превращалось в игру, в семейное хобби, и Малой искренне интересовался происходящим, даже если иногда просто ради удовольствия быть с родителями.
Семейные вечера были особенными. Родители часто рассказывали сыну, как они познакомились — на студенческом научном семинаре по ядерной химии. Оба тогда были молоды, амбициозны и мечтали изменить мир. Эта история повторялась много раз, но никогда не надоедала. Она была частью их семейной легенды — о том, как любовь к науке привела к любви друг к другу, а потом к появлению Малого.
Детство было простым, без роскоши, но наполненным смыслом. У него были друзья во дворе, игры на старой приставке, велосипед с поцарапанной рамой и первые книги по физике и химии, которые он начал читать не из-под палки, а потому что хотел понять, о чём говорят родители.
Именно это тёплое, насыщенное детство стало для Малого крепким фундаментом — он рос с ощущением, что его любят, в него верят и дают право самому выбрать, каким человеком он хочет стать.
Юность:
Юность Малого началась спокойно, как и его детство — с учёбы, домашней рутины и редких, но тёплых семейных выездов за город. Он продолжал учиться в той же школе, где преподавала его мать, Карен. Это давало определённые плюсы — учителя знали его семью, относились с уважением, а сам Малой был учеником с неплохими оценками, особенно по точным наукам. Но в этом же был и скрытый груз: от него всегда ждали большего, особенно на уроках химии, где Карен преподавала и одновременно была для него и мамой, и строгим педагогом.
Именно на одном из таких уроков произошло событие, которое навсегда изменило не только внешность Малого, но и его внутреннее восприятие себя.
Это был обычный учебный день. На химии проходили тему термохимических реакций, и Карен решила устроить практическое занятие с использованием простых, но зрелищных реактивов. Каждый ученик получил набор для работы в паре, но Малой, уверенный в своих силах и желая показать, что он знает больше других, попросил разрешения работать один. Мать не возражала — знала, что он не раз делал подобные опыты дома под её присмотром. Она даже гордилась тем, как он уверенно держал пипетку и быстро делал расчёты.
Но именно эта самоуверенность сыграла злую шутку. В спешке и азарте выделиться перед классом, Малой перепутал последовательность добавления реагентов. Вместо того чтобы нейтрализовать реакцию перед добавлением следующего вещества, он ввёл нестабильное соединение в уже перегретую смесь. Через доли секунды раздался резкий хлопок — и стеклянная колба взорвалась прямо перед ним.
Осколки стекла, раскалённые химическим всплеском, разлетелись в разные стороны, но основная сила удара пришлась прямо на него. Один из крупных фрагментов, обожжённый химической реакцией, рассёк его кожу от правой щеки до левой, проходя переносицу на носу. Всё произошло за секунду: крик, паника, шум, ученики бросились назад, кто-то закричал, а Карен метнулась к сыну, теряя самообладание, несмотря на годы преподавания и опыта.
Скорая прибыла быстро. Малой оставался в сознании, но боль была резкой, обжигающей — он чувствовал, как горит кожа, как кровь стекает по вороту рубашки. В больнице ему наложили швы, обработали ожоги и сделали всё возможное, чтобы минимизировать последствия, но рана была серьёзной и глубокая. Врачи сказали, что шрам останется навсегда.
И он остался — тёмная, рельефная полоска, начинающаяся от правой щеки, проходя вдоль через всё лицо, до края левой щеки. Он напоминал ожог, хотя был смесью химического поражения, ожога и пореза. Внешне шрам будто разделял его лицо надвое, словно черта, отделившая старого Малого от нового.
После инцидента он замкнулся на некоторое время. Внутри поселилось странное чувство — смесь стыда, боли и новой осторожности. Он осознал, что знание — это не просто уверенность, а ещё и ответственность. А желание выделиться без понимания последствий может обернуться катастрофой.
С этого момента его юность изменилась — он стал более собранным, внимательным, даже чуть отстранённым. Шрам стал не только физическим следом, но и символом перехода к взрослости.
Взрослая жизнь:
После школьной трагедии Малой не свернул с научного пути. Напротив, инцидент только укрепил в нём желание лучше понимать сложные процессы, предугадывать риски и избегать ошибок. Он поступил в университет на инженерный факультет, выбрав специализацию по эксплуатации и безопасности атомных энергетических установок — ту же область, в которой долгие годы работал его отец. В семье это воспринималось как логичное продолжение традиции, и отец сдержанно, но гордо поддерживал сына, хотя и не скрывал: работа в атомной сфере требует не просто знаний, а предельной собранности и дисциплины.
Уже на втором курсе Малой показал себя как внимательный и трудолюбивый студент. Его взяли на практику на ту самую атомную электростанцию, где трудился Ричард. Работать бок о бок с отцом казалось Малому чем-то значимым, почти символичным. Всё складывалось хорошо: его хвалили кураторы, он быстро учился, а отец, хотя и держался строго, был по-настоящему доволен тем, каким человеком стал его сын.
Но всё изменилось за одно дежурство.
Это был обычный день. Отец и сын проводили техобслуживание одного из участков системы химической очистки вторичного контура. Что-то пошло не так: между ними вспыхнул спор — незначительный на первый взгляд, технический, о последовательности действий и уровне давления в системе. Каждый был уверен в своей правоте. В результате, отвлечённые разговором, они оба не проверили состояние резервных клапанов и не зафиксировали давление в отводной магистрали.
Через считанные минуты произошло непоправимое: началась утечка нестабильного химического соединения, предназначенного для нейтрализации остатков тяжёлых изотопов. Состав оказался чрезвычайно агрессивным и нестабилен при контакте с воздухом и металлом. Сигналы тревоги сработали, но уже было поздно — вещество проникло в рабочую зону, где находились отец и сын. И случился взрыв.
Они были отброшены взрывной волной. Малой потерял сознание, но его тело получило тяжёлые химические ожоги. Едкое соединение попало на лицо и в глаза. Кожа на правой щеке начала буквально таять и стягиваться, вызывая невыносимую боль. Позже врачи сказали, что ожог был настолько интенсивным, что повредил все слои кожи и даже часть мышечной ткани. На щеке остался ярко-красный след, напоминающий по форме смазанный поцелуй — нечто зловеще-ироничное, словно сама смерть оставила свою метку.
Хуже всего было то, что вещество проникло в глаза. Хирурги сделали всё возможное, но повреждение радужки и зрачков оказалось необратимым. После операции глаза Малого стали полностью чёрными, лишёнными каких-либо естественных оттенков. Он частично восстановил зрение благодаря имплантам и коррекции, но внешний облик изменился навсегда — теперь его взгляд пугал, даже когда он молчал.
Когда он очнулся в реанимации, первое, что он спросил — это про отца. Ответ стал ударом: Ричард погиб на месте, получив смертельные ожоги и травмы в момент взрыва. Малой долго не мог поверить в это. Его сердце сжалось не только от боли потери, но и от осознания вины — ведь спор, ошибка, небрежность были общими. Он всё время прокручивал момент в голове, и чем больше думал, тем сильнее рушился внутри.
Через несколько недель ему сообщили: по результатам внутреннего расследования его больше не допустят к работе на любых атомных объектах. Даже несмотря на признание его травмы несчастным случаем, в бумагах фигурировала фраза: «человеческий фактор в условиях ответственности за критическую инфраструктуру».
Это стало последним ударом. Он потерял не только отца, но и профессию, смысл, путь, к которому шёл с самого детства. Осталась лишь пустота — и два немых напоминания: полностью чёрные глаза и ожог на щеке, похожий на поцелуй судьбы.
Эта трагедия глубоко изменила Малого. Он замкнулся, стал холоднее, отстранённее. В нём нарастала внутренняя тревога, чувство утраты и глухая злость — не только на себя, но и на систему, которая вычеркнула его за одну ошибку. Он больше никогда не будет прежним.
Настоящее время:
Сейчас Малой Вандалл — человек, которого трудно однозначно охарактеризовать. Его прошлое оставило глубокие шрамы — и физические, и душевные. После трагедии на АЭС, гибели отца и официального запрета на дальнейшую карьеру в атомной энергетике, его жизнь оказалась на перепутье. Он остался с дипломом, знаниями и опытом, которые внезапно стали никому не нужными. Его черные глаза и химический ожог на щеке стали не только меткой трагедии, но и печатью, от которой многие отворачиваются.
Первое время после выписки из больницы он почти не выходил из дома. Психологи пытались работать с ним, но он замкнулся. Он не злился и не плакал — просто отключился от мира, будто потерял точку опоры. Отец был для него не просто родителем, а наставником, другом, человеком, рядом с которым всё имело смысл. Без него Малой чувствовал себя выброшенным за борт.
Однако он не сломался.
Постепенно он начал подниматься. Сначала занялся мелкими техработами, помогал на станциях и ремонтных объектах неофициально — там, где не спрашивали про документы, а только проверяли руки и голову. Его знания оказались слишком ценными, чтобы совсем остаться без дела. Он разбирался в оборудовании, умел решать нестандартные задачи, восстанавливал приборы, в которые другие не хотели даже лезть.
Со временем Малой начал работать в теневой техсреде Лос-Сантоса — среди подпольных механиков, частных инженеров, технарей, собирающих оборудование из старых военных или промышленных остатков. Он быстро стал ценным специалистом, которого называли "Парнем, что не боится дерьма". Его не пугали радиация, токсичные среды или нестабильные системы. Он знал, как работает опасность, и не отворачивался от неё.
Некоторые считают, что он работает на криминальные структуры, разрабатывает устройства подавления сигналов, взлома, защиты или даже модификации для оружия. Сам Малой не распространяется. Он живёт в небольшой квартире на окраине, оборудованной как полу-лаборатория, полу-мастерская. День и ночь он может пропадать за чертежами, пайкой или сборкой странных конструкций. Иногда его вызывают "на объект" — устранить утечку, восстановить систему безопасности, вскрыть сейф или обесточить здание. Он больше не работает на государство — он работает на себя.
Общество относится к нему с осторожностью. Люди сторонятся его взгляда, пугаются внешности. Но он не требует сочувствия и не ищет понимания. Он стал одиночкой, технарём-призраком, который живёт в тени. Его имя среди определённых кругов уже звучит с уважением — не из-за громких дел, а из-за того, что он никогда не врёт, всегда доводит начатое до конца и ни разу не подвёл.
Но несмотря на внешнюю холодность, в нём всё ещё жива боль утраты отца. Он хранит его старую каску и инженерный блокнот. Иногда открывает его и перечёркивает старые схемы, внося свои правки — будто всё ещё работает вместе с ним, даже если физически остался один.
Малой не строит планов на будущее. Он живёт настоящим — среди искр, запаха металла, звука сварки и воспоминаний, которые ни время, ни боль не способны стереть.
Итоги:
1) Имеет право носить татуировку Battle Mark в гос. структурах, в связи с получением шрама который описанный в Юности;
2) Имеет право носить татуировку Lipstick Kiss в гос. структурах, в связи с получением шрама который описанный во Взрослой жизни;
3) Использование линз в гос. структурах (Линзы - №27) из-за врожденной гетерохромии.
4) пометку S в медкарте.
Дата рождения: 31 июля 2006 года
Возраст: 19 лет
Пол: Мужской
Национальность: Американец
Родители:
Малой Вандалл родился и вырос в обычной, небогатой, но трудолюбивой семье из Лос-Сантоса.
Его отец, Ричард Вандалл, работает инженером на местной атомной электростанции. Человек немногословный, строгий, но справедливый. Ричард – типичный представитель рабочего класса, выросший в пригороде, рано начал трудиться и гордится тем, что обеспечивает семью честным трудом. Он не часто показывал эмоции, но всегда был рядом, когда Малой нуждался в поддержке, пусть и выраженной сдержанно – советом, молчаливым присутствием или коротким, но тёплым похлопыванием по плечу.
Мать, Карен Вандалл, работает учительницей химии в местной средней школе. В отличие от отца, она более открытая и эмоциональная, всегда старалась поддерживать в доме атмосферу уюта и взаимопонимания. Карен любит науку и часто приносила домой интересные задания, чтобы увлечь сына. Иногда они вместе проводили простые опыты на кухне, и в эти моменты Малой чувствовал, что учёба может быть не обязаловкой, а настоящим приключением. Она была строгой в учёбе, но никогда не кричала — только объясняла, пока не добивалась понимания.
Семья жила в скромном районе в южной части Лос-Сантоса, где нередко слышны были полицейские сирены, а на улицах легко можно было встретить и трудягу, и мелкого преступника. Несмотря на окружающие реалии, родители старались держать Малого подальше от уличной жизни — не запрещая, но объясняя. Отец говорил: «Сила не в том, чтобы показать кулак, а в том, чтобы знать, когда его не применять», а мать добавляла: «Химия жизни — это выбор. И ты сам решаешь, с чем смешиваться».
Они не были богаты, но делали всё, чтобы у сына было детство без голода, в любви и с опорой. Именно их сочетание строгости и заботы заложило в Малом внутренний стержень и понимание того, что, кем бы он ни стал, путь начинается с семьи.
Образование:
С самого раннего детства Малой Вандалл рос в семье, где наука была не просто профессией, а образом жизни. Его отец — инженер на атомной электростанции, а мать — школьный преподаватель химии. Уже в младшей школе он начал проявлять интерес к естественным наукам: собирал простые электрические схемы, ставил домашние опыты с мамой, посещал с отцом инженерные участки и наблюдал за работой систем контроля и безопасности. Родители с самого начала старались развить в нём любовь к точным наукам, в том числе физике, химии и математике, ведь именно эти области и стали основой их собственной истории любви.
Учёба в школе давалась ему легко, особенно в технических дисциплинах. Малой участвовал в олимпиадах по физике и химии, часто занимал призовые места, а с восьмого класса стал посещать дополнительные курсы в техническом лицее при Университете Лос-Сантоса. Его мама преподавала в той же школе, где он учился, что создавало особую атмосферу — дома и на уроках он находился в кругу знаний и постоянного обсуждения научных тем. Несмотря на подростковую импульсивность и стремление выделиться, он всегда стремился понять суть процессов, а не просто запоминать формулы.
После окончания школы с отличием, он без особых трудностей поступил в Технический Университет Лос-Сантоса на факультет атомной энергетики и инженерии ядерных установок. Малой выбрал именно это направление, вдохновлённый работой своего отца и семейными традициями. Учёба была сложной: программа включала углублённую физику, органическую и неорганическую химию, термодинамику, ядерную безопасность, а также техническое проектирование систем охлаждения и защиты реакторов. Но он справлялся.
Уже на втором курсе Малой начал проходить стажировку на атомной электростанции, где работал его отец. Это была не просто практика — это был его шанс стать профессионалом под присмотром человека, которого он уважал больше всего. Он работал с реальной документацией, участвовал в расчётах, анализировал систему фильтрации и очистки, следил за химическим составом воды в системе охлаждения и даже консультировался по вопросам модернизации оборудования.
Трагедия, произошедшая на практике, поставила точку в его инженерной карьере. Несмотря на то, что он не был отчислен из университета и даже завершил обучение, его диплом стал символом утраченной мечты. После утечки и взрыва ему официально запретили работать на атомных объектах, что сделало бессмысленным всё его профессиональное образование в этой сфере.
Тем не менее, его уровень знаний, аналитическое мышление и опыт практической работы остались с ним. Университет он окончил с хорошими оценками и глубоким пониманием физических процессов, но с тяжёлым грузом — ощущением, что его путь инженера был безвозвратно закрыт.
Описание внешнего вида:
На первый взгляд Малой Вандалл производит неоднозначное впечатление. Его облик — это результат трагических событий, пережитой боли и внутренней трансформации, которая оставила след не только в душе, но и на теле.
Ростом около 180 см, Малой — худощавый, но с крепкой мускулатурой, сформированной ещё в подростковом возрасте, когда он много времени проводил с отцом на станции, таскал оборудование, лазил по техническим отсекам и не гнушался физической работы. Осанка у него ровная, движения точные и уверенные, но в них читается сдержанность — как будто он всегда на стороже.
Лицо у него асимметричное из-за двух ярко выраженных шрамов, которые стали частью его новой идентичности. Первый — чёрная полоска, тянущаяся от правой щеки до левой проходя через нос. Это след давней химической травмы, полученной на школьном уроке, когда взорвалась стеклянная колба. Шрам слегка блестит на свету, как плотная, затянутая ткань, и придаёт его облику мрачную выразительность.
Второй и, пожалуй, самый жуткий — ярко-красный химический ожог на правой щеке, оставшийся после взрыва на атомной станции. Форма ожога напоминает искажённый поцелуй, с неестественно стянутой кожей, словно она таяла и затвердевала в боли. Даже после многочисленных медицинских вмешательств, пластики и обработки — этот след остался навсегда. Он не скрывает его — напротив, это стало частью его внешнего заявления миру: "Я выжил. И запомнил."
Но, пожалуй, глаза — самая зловещая деталь его внешности. После трагедии и химического воздействия, ему провели несколько операций, но сетчатка и радужка были безвозвратно повреждены. Теперь его глаза полностью чёрные, без различимых зрачков или белков. Это производит сильный эффект: словно он смотрит в душу, даже если молчит. Эти глаза заставляют людей чувствовать тревогу, избегать взгляда, особенно тех, кто не знает, что за история стоит за этим мрачным взглядом.
Одевается Малой сдержанно и утилитарно. В его гардеробе преобладают тёмные цвета — чёрный, серый, болотный. Он предпочитает длинные куртки, толстовки с капюшоном, свободные штаны, армейские ботинки или рабочие кроссовки. Иногда носит технические очки или маску, особенно в местах, где много людей — возможно, чтобы скрыть взгляд, возможно — из привычки к защите. На шее часто висит простая цепочка, которая раньше принадлежала отцу.
На его руках можно заметить следы старых ожогов, порезов и микротравм — следы инженерной работы, взрывов, а может быть и внутреннего гнева, с которым он сражался в одиночестве.
Внешность Малого — это отражение его судьбы: трагичная, но сильная. Каждый шрам на его теле — как строчка в истории, которую он несёт на себе, не пряча, а принимая как часть себя.
Детство:
Детство Малого Вандалла прошло в атмосфере спокойствия, стабильности и настоящей семейной теплоты. Он рос в обычной, но очень сплочённой семье, где каждый день чувствовалась взаимная поддержка, доверие и уважение. Их дом в Лос-Сантосе был скромным, но уютным — со старым диваном в гостиной, лёгким запахом книг и химических реактивов, которые Карен часто привозила из школы, и с пыльными коробками с инструментами, которые Ричард прятал в гараже.
Ричард, несмотря на усталость после смен на атомной станции, часто брал сына с собой на работу по выходным, когда можно было провести ребёнка по безопасным зонам. Малой с замиранием сердца наблюдал за огромными механизмами, системами труб, пультами управления. Отец терпеливо рассказывал, как всё работает, показывал схемы, объяснял принципы — от основ электромагнетизма до правил безопасности. Иногда разрешал подержать инструменты или нажать на какую-нибудь кнопку на симуляторе, и это казалось Малому настоящим приключением.
Мать же старалась привить ему любовь к химии. Она делала это не как учитель, а как мама, которой важно, чтобы сын увидел красоту в науке. Вместе они проводили простые опыты дома — смешивали растворы, наблюдали за реакциями, выращивали кристаллы. Всё это превращалось в игру, в семейное хобби, и Малой искренне интересовался происходящим, даже если иногда просто ради удовольствия быть с родителями.
Семейные вечера были особенными. Родители часто рассказывали сыну, как они познакомились — на студенческом научном семинаре по ядерной химии. Оба тогда были молоды, амбициозны и мечтали изменить мир. Эта история повторялась много раз, но никогда не надоедала. Она была частью их семейной легенды — о том, как любовь к науке привела к любви друг к другу, а потом к появлению Малого.
Детство было простым, без роскоши, но наполненным смыслом. У него были друзья во дворе, игры на старой приставке, велосипед с поцарапанной рамой и первые книги по физике и химии, которые он начал читать не из-под палки, а потому что хотел понять, о чём говорят родители.
Именно это тёплое, насыщенное детство стало для Малого крепким фундаментом — он рос с ощущением, что его любят, в него верят и дают право самому выбрать, каким человеком он хочет стать.
Юность:
Юность Малого началась спокойно, как и его детство — с учёбы, домашней рутины и редких, но тёплых семейных выездов за город. Он продолжал учиться в той же школе, где преподавала его мать, Карен. Это давало определённые плюсы — учителя знали его семью, относились с уважением, а сам Малой был учеником с неплохими оценками, особенно по точным наукам. Но в этом же был и скрытый груз: от него всегда ждали большего, особенно на уроках химии, где Карен преподавала и одновременно была для него и мамой, и строгим педагогом.
Именно на одном из таких уроков произошло событие, которое навсегда изменило не только внешность Малого, но и его внутреннее восприятие себя.
Это был обычный учебный день. На химии проходили тему термохимических реакций, и Карен решила устроить практическое занятие с использованием простых, но зрелищных реактивов. Каждый ученик получил набор для работы в паре, но Малой, уверенный в своих силах и желая показать, что он знает больше других, попросил разрешения работать один. Мать не возражала — знала, что он не раз делал подобные опыты дома под её присмотром. Она даже гордилась тем, как он уверенно держал пипетку и быстро делал расчёты.
Но именно эта самоуверенность сыграла злую шутку. В спешке и азарте выделиться перед классом, Малой перепутал последовательность добавления реагентов. Вместо того чтобы нейтрализовать реакцию перед добавлением следующего вещества, он ввёл нестабильное соединение в уже перегретую смесь. Через доли секунды раздался резкий хлопок — и стеклянная колба взорвалась прямо перед ним.
Осколки стекла, раскалённые химическим всплеском, разлетелись в разные стороны, но основная сила удара пришлась прямо на него. Один из крупных фрагментов, обожжённый химической реакцией, рассёк его кожу от правой щеки до левой, проходя переносицу на носу. Всё произошло за секунду: крик, паника, шум, ученики бросились назад, кто-то закричал, а Карен метнулась к сыну, теряя самообладание, несмотря на годы преподавания и опыта.
Скорая прибыла быстро. Малой оставался в сознании, но боль была резкой, обжигающей — он чувствовал, как горит кожа, как кровь стекает по вороту рубашки. В больнице ему наложили швы, обработали ожоги и сделали всё возможное, чтобы минимизировать последствия, но рана была серьёзной и глубокая. Врачи сказали, что шрам останется навсегда.
И он остался — тёмная, рельефная полоска, начинающаяся от правой щеки, проходя вдоль через всё лицо, до края левой щеки. Он напоминал ожог, хотя был смесью химического поражения, ожога и пореза. Внешне шрам будто разделял его лицо надвое, словно черта, отделившая старого Малого от нового.
После инцидента он замкнулся на некоторое время. Внутри поселилось странное чувство — смесь стыда, боли и новой осторожности. Он осознал, что знание — это не просто уверенность, а ещё и ответственность. А желание выделиться без понимания последствий может обернуться катастрофой.
С этого момента его юность изменилась — он стал более собранным, внимательным, даже чуть отстранённым. Шрам стал не только физическим следом, но и символом перехода к взрослости.
Взрослая жизнь:
После школьной трагедии Малой не свернул с научного пути. Напротив, инцидент только укрепил в нём желание лучше понимать сложные процессы, предугадывать риски и избегать ошибок. Он поступил в университет на инженерный факультет, выбрав специализацию по эксплуатации и безопасности атомных энергетических установок — ту же область, в которой долгие годы работал его отец. В семье это воспринималось как логичное продолжение традиции, и отец сдержанно, но гордо поддерживал сына, хотя и не скрывал: работа в атомной сфере требует не просто знаний, а предельной собранности и дисциплины.
Уже на втором курсе Малой показал себя как внимательный и трудолюбивый студент. Его взяли на практику на ту самую атомную электростанцию, где трудился Ричард. Работать бок о бок с отцом казалось Малому чем-то значимым, почти символичным. Всё складывалось хорошо: его хвалили кураторы, он быстро учился, а отец, хотя и держался строго, был по-настоящему доволен тем, каким человеком стал его сын.
Но всё изменилось за одно дежурство.
Это был обычный день. Отец и сын проводили техобслуживание одного из участков системы химической очистки вторичного контура. Что-то пошло не так: между ними вспыхнул спор — незначительный на первый взгляд, технический, о последовательности действий и уровне давления в системе. Каждый был уверен в своей правоте. В результате, отвлечённые разговором, они оба не проверили состояние резервных клапанов и не зафиксировали давление в отводной магистрали.
Через считанные минуты произошло непоправимое: началась утечка нестабильного химического соединения, предназначенного для нейтрализации остатков тяжёлых изотопов. Состав оказался чрезвычайно агрессивным и нестабилен при контакте с воздухом и металлом. Сигналы тревоги сработали, но уже было поздно — вещество проникло в рабочую зону, где находились отец и сын. И случился взрыв.
Они были отброшены взрывной волной. Малой потерял сознание, но его тело получило тяжёлые химические ожоги. Едкое соединение попало на лицо и в глаза. Кожа на правой щеке начала буквально таять и стягиваться, вызывая невыносимую боль. Позже врачи сказали, что ожог был настолько интенсивным, что повредил все слои кожи и даже часть мышечной ткани. На щеке остался ярко-красный след, напоминающий по форме смазанный поцелуй — нечто зловеще-ироничное, словно сама смерть оставила свою метку.
Хуже всего было то, что вещество проникло в глаза. Хирурги сделали всё возможное, но повреждение радужки и зрачков оказалось необратимым. После операции глаза Малого стали полностью чёрными, лишёнными каких-либо естественных оттенков. Он частично восстановил зрение благодаря имплантам и коррекции, но внешний облик изменился навсегда — теперь его взгляд пугал, даже когда он молчал.
Когда он очнулся в реанимации, первое, что он спросил — это про отца. Ответ стал ударом: Ричард погиб на месте, получив смертельные ожоги и травмы в момент взрыва. Малой долго не мог поверить в это. Его сердце сжалось не только от боли потери, но и от осознания вины — ведь спор, ошибка, небрежность были общими. Он всё время прокручивал момент в голове, и чем больше думал, тем сильнее рушился внутри.
Через несколько недель ему сообщили: по результатам внутреннего расследования его больше не допустят к работе на любых атомных объектах. Даже несмотря на признание его травмы несчастным случаем, в бумагах фигурировала фраза: «человеческий фактор в условиях ответственности за критическую инфраструктуру».
Это стало последним ударом. Он потерял не только отца, но и профессию, смысл, путь, к которому шёл с самого детства. Осталась лишь пустота — и два немых напоминания: полностью чёрные глаза и ожог на щеке, похожий на поцелуй судьбы.
Эта трагедия глубоко изменила Малого. Он замкнулся, стал холоднее, отстранённее. В нём нарастала внутренняя тревога, чувство утраты и глухая злость — не только на себя, но и на систему, которая вычеркнула его за одну ошибку. Он больше никогда не будет прежним.
Настоящее время:
Сейчас Малой Вандалл — человек, которого трудно однозначно охарактеризовать. Его прошлое оставило глубокие шрамы — и физические, и душевные. После трагедии на АЭС, гибели отца и официального запрета на дальнейшую карьеру в атомной энергетике, его жизнь оказалась на перепутье. Он остался с дипломом, знаниями и опытом, которые внезапно стали никому не нужными. Его черные глаза и химический ожог на щеке стали не только меткой трагедии, но и печатью, от которой многие отворачиваются.
Первое время после выписки из больницы он почти не выходил из дома. Психологи пытались работать с ним, но он замкнулся. Он не злился и не плакал — просто отключился от мира, будто потерял точку опоры. Отец был для него не просто родителем, а наставником, другом, человеком, рядом с которым всё имело смысл. Без него Малой чувствовал себя выброшенным за борт.
Однако он не сломался.
Постепенно он начал подниматься. Сначала занялся мелкими техработами, помогал на станциях и ремонтных объектах неофициально — там, где не спрашивали про документы, а только проверяли руки и голову. Его знания оказались слишком ценными, чтобы совсем остаться без дела. Он разбирался в оборудовании, умел решать нестандартные задачи, восстанавливал приборы, в которые другие не хотели даже лезть.
Со временем Малой начал работать в теневой техсреде Лос-Сантоса — среди подпольных механиков, частных инженеров, технарей, собирающих оборудование из старых военных или промышленных остатков. Он быстро стал ценным специалистом, которого называли "Парнем, что не боится дерьма". Его не пугали радиация, токсичные среды или нестабильные системы. Он знал, как работает опасность, и не отворачивался от неё.
Некоторые считают, что он работает на криминальные структуры, разрабатывает устройства подавления сигналов, взлома, защиты или даже модификации для оружия. Сам Малой не распространяется. Он живёт в небольшой квартире на окраине, оборудованной как полу-лаборатория, полу-мастерская. День и ночь он может пропадать за чертежами, пайкой или сборкой странных конструкций. Иногда его вызывают "на объект" — устранить утечку, восстановить систему безопасности, вскрыть сейф или обесточить здание. Он больше не работает на государство — он работает на себя.
Общество относится к нему с осторожностью. Люди сторонятся его взгляда, пугаются внешности. Но он не требует сочувствия и не ищет понимания. Он стал одиночкой, технарём-призраком, который живёт в тени. Его имя среди определённых кругов уже звучит с уважением — не из-за громких дел, а из-за того, что он никогда не врёт, всегда доводит начатое до конца и ни разу не подвёл.
Но несмотря на внешнюю холодность, в нём всё ещё жива боль утраты отца. Он хранит его старую каску и инженерный блокнот. Иногда открывает его и перечёркивает старые схемы, внося свои правки — будто всё ещё работает вместе с ним, даже если физически остался один.
Малой не строит планов на будущее. Он живёт настоящим — среди искр, запаха металла, звука сварки и воспоминаний, которые ни время, ни боль не способны стереть.
Итоги:
1) Имеет право носить татуировку Battle Mark в гос. структурах, в связи с получением шрама который описанный в Юности;
2) Имеет право носить татуировку Lipstick Kiss в гос. структурах, в связи с получением шрама который описанный во Взрослой жизни;
3) Использование линз в гос. структурах (Линзы - №27) из-за врожденной гетерохромии.
4) пометку S в медкарте.
Последнее редактирование: