- Автор темы
- #1
ФИО - Elpochino Shmirdak Lorenzovich 30.03.2000
1. Описание Elpochino Shmirdak
Национальность: ИтальянецЕго лицо скрыто под устрашающим гримом черепа. Татуировки в виде дьявольских рогов на лбу — не прихоть, не мода, а память, клеймо, навсегда врезанное в плоть. Это не просто символы. Это застывшие крики, следы боли, оставленные в те моменты, когда даже дыхание превращается в борьбу. Его голос — ровный, бесстрастный, будто это говорит мёртвец, вернувшийся только затем, чтобы завершить начатое. Он не ищет справедливости — он сам стал её последней, беспощадной формой.
Родители
Антонио и Лукреция Шмирдак — два полюса, две противоположности. Отец, бывший десантник, воспитанный в суровой дисциплине югославской войны, был воплощением холодной, резкой силы. Он говорил редко — чаще кричал. Его любовь была в приказах, наказаниях, ежедневных "закаливаниях". Он считал, что только страдание делает человека настоящим.
Мать — тень в этом доме. Тихая, с грустными глазами, она старалась сохранить остатки человечности в сыне. Сказки, нежные прикосновения, шепот по ночам — всё это было её тихим протестом против мужниной жестокости. Она не спорила, не кричала — просто смотрела, как её сын превращается в того, кем, возможно, сам Антонио когда-то был.
С ранних лет в доме царило насилие. Эльпочьино стоял часами на коленях перед флагом, дрожал в ледяной ванне по команде отца, видел слёзы матери, которые никогда не доходили до крика. Эти сцены выжгли в нём нечто дикое, хищное. Он понял: чтобы выжить, нужно стать камнем. Терпеть, сжимать зубы и прятать боль глубоко, туда, где никто не достанет.
Образование
Школа стала ареной непонимания и одиночества. Молчаливый, с пронизывающим взглядом, он не играл, не смеялся, не делал "как все". Его дневники были полны рисунков черепов, оружия, сцен насилия, словно это был его язык, способ говорить о том, что в нём кипело.
Учителя признавали его ум, но называли его странным, "тёмным". Он не вступал в конфликты, не жаловался, но если кто-то пытался его задеть — исчезал из его жизни навсегда. Иногда — буквально. В его взгляде уже тогда читалась пустота, которую невозможно заполнить ни оценками, ни похвалами.
В академии он стал машиной. Бессонные ночи, изнуряющие тренировки, равнодушие к боли. Он не имел друзей, не участвовал в товарищеских спаррингах — он их выигрывал. Каждый удар по нему он принимал молча, запоминая. Преподаватели говорили: "Он не человек — он процесс". Он окончил академию лучшим, но в его глазах не было торжества — только тень.
Внешний вид
Рост — 188 см. Вес — 85 кг. Его фигура — словно изваянная из гранита. Мышцы — не для показухи, а инструмент. Всё тело покрыто шрамами: на шее, плечах, спине. Они — карта боли, каждый след — память о выживании. Его лицо — изуродовано пытками, замаскировано "вечным гримом" черепа. Это не макияж. Это результат насилия, навсегда запечатлённый на его коже. Ему вырезали лицо по анатомическим линиям, залили краской в открытые раны. Теперь он — ходячее напоминание о боли.
Татуировки рогов были вбиты в живую плоть, под крики и кровь. Ему хотели оставить их как знак поражения. Он сделал их символом силы. Его глаза — это лёд, замёрзший даже не на поверхности — глубоко внутри. Эмоции исчезли. Осталась сталь. Его форма — идеальна. Символ порядка среди хаоса, бушующего в нём и вокруг него.
Детство
Детство — это не история о беззаботных годах. Это воспоминания о холодном полу, о криках за стеной, о том, как он в шесть лет лечил себе раны, чтобы не показывать слабость. Он рано понял, что в этом доме нужно не жить, а выживать. И он выжил.
Он не играл — он строил ловушки. Он не рисовал солнышки — он вырезал ножами силуэты смерти. Под кроватью, держа в руках ржавый клинок, он чувствовал себя в безопасности. Его лучшими друзьями были страх и тишина. Это была его школа. Его храм.
Юность
После академии он сразу оказался в мясорубке — спецподразделение, горячие точки. Одна из миссий стала переломной. Засада. Отряд вырезан подчистую. Его взяли живым. Трое суток под землёй, в полной темноте. Ни еды, ни воды, ни сна. Только боль. Его лицо резали как по анатомическим схемам. Говорили: "Ты станешь напоминанием полиции, что даже дьявол у нас в плену".
Но он выжил. Не сдался. Запомнил всё. И когда пришёл момент — он убил их. Без жалости. Вернулся в LSSD другим. Тем, кто больше не носит маску. Тем, кто стал скелетом с рогами — живым мертвецом, охотящимся за теми, кто нарушает порядок.
Взрослая жизнь
Теперь он — орудие. Его вызывают, когда всё рушится. Когда даже самые стойкие отступают. Он не просит. Он делает. Его уважают. Его боятся. Напарники молчат в его присутствии. Преступники сдаются, если слышат позывной "Грим".
Он не верит в искупление. Не верит в "второй шанс". Он не пьёт, не курит, не улыбается. Его комната — пустая. Только оружие, ножи, записи с миссий. Каждую ночь он смотрит в зеркало. Не для нарциссизма. А чтобы помнить: боль не прошла. Она просто поменяла форму.
Настоящее время
Сегодня Эльпочьино — один из самых загадочных и опасных бойцов LSSD. Он не числится в общедоступных базах, не появляется на публике, не общается с прессой. Его досье засекречено, а отчёты о его операциях покрыты чёрными лентами редактуры. Он стал символом страха для преступников и живым кошмаром для тех, кто переступает закон.
Его существование обсуждают шёпотом в полицейских участках и с ужасом вспоминают в криминальных кругах. В городских подвалах, где прячутся уличные банды, передают байки: если ты совершил что-то настолько грязное, что даже полиция не решается прийти — за тобой придёт тот, кто идёт без фонаря, без слов, и не оставляет следов. Только холод. Только мрак.
Иногда его видят поздно ночью — стоящего на крыше, наблюдающего за улицами. Силуэт с рогами и мёртвым лицом. Камеры не фиксируют его движения. Радиосвязь в его присутствии даёт сбой. Он как будто не совсем из этого мира.
Он не носит жетон открыто — он держит его в специальном кожаном чехле, где тот постоянно касается его груди. Это не символ власти. Это — якорь. Напоминание, что он всё ещё среди живых. Но ненадолго. Он знает, что его путь — не к покою. Его путь — к полному истреблению тех, кто когда-то вырезал его душу.
Каждая его операция — это не просто дело. Это акт мести. Мести за детей, которых никто не спас. За семьи, разрушенные безнаказанностью. За тех, кто стучал в двери правосудия, но им не открыли. Он — их кара.
Он не герой. Он — неизбежность. Он идёт, когда все другие уже отвернулись. И если ты услышишь шаги в тишине — возможно, уже поздно.
1. Грим в гос.структурах
2. Татуировка рога в гос.структурах
3. Пометка "S"
Последнее редактирование:
