- Автор темы
- #1
Основная информация:
Ф.И.О: Shabist Amnesia
Пол: Мужской
Возраст: 25 лет
Дата рождения: 21.01.2000
2. Внешние признаки:
Личное фото персонажа:
Паспорт:
Национальность: Американец.
Рост: 185 см
Цвет волос: Брюнет
Цвет глаз: Кари
Телосложение: Спортивное
Татуировки: Отсутствуют.
3. Родители:
Мать - Эвелин:
Эвелин родилась и выросла в небольшом американском городке под названием Лорел-Крик. Это было типичное место: одна главная улица, пара кафе, заправка, школа и церковь. Жизнь здесь текла размеренно, почти по часам. Люди знали друг друга по именам, и чужаков замечали сразу. В Лорел-Крике не было ни ярких событий, ни крупных возможностей — только тишина, природа и люди, застрявшие в своих привычках.
С детства Эвелин отличалась от сверстников. Она не была шумной, не тянулась к школьным вечеринкам, не стремилась стать королевой выпускного. В ней была внутренняя собранность, словно она всегда думала о чём-то большем. Её называли “странной”, но не с осуждением — скорее с уважением. Она была той, к кому шли с разбитым сердцем, с семейными ссорами, с болью, которую трудно описать. Её голос был тихим, взгляд — прямым, а слова — точными.
После школы Эвелин поступила в колледж на программу медсестёр, но долго в большом городе не задержалась. Она быстро поняла: шум, спешка и вечное движение — не для неё. Вернувшись в Лорел-Крик, она устроилась в местную клинику и стала одной из тех, кто действительно слушает пациента, а не просто выписывает рецепт. Она знала, как важно услышать не только слова, но и молчание между ними. Многие говорили, что рядом с ней боль уходит быстрее — и не только физическая.
Когда Эвелин исполнилось 28, в город приехал чужак. Мужчина с прошлым, которое он не обсуждал. Его звали Халид. Никто не знал, почему он выбрал Лорел-Крик. Он держался особняком, работал руками — помогал на стройках, чинил машины, изредка пропадал на пару дней. Сначала к нему относились с подозрением, но Эвелин, как всегда, увидела в нём нечто большее. Они начали общаться случайно — он пришёл в клинику с раной на руке. Она обработала порез, а потом спросила, почему в его глазах так много боли. Халид ничего не ответил, просто посмотрел на неё так, будто впервые за долгое время кто-то увидел его по-настоящему. Их отношения развивались медленно, без драмы. Они много молчали, и в этих молчаниях было больше смысла, чем в чужих разговорах. Халид не рассказывал подробностей о прошлом, но иногда, в редкие ночи, Эвелин слышала обрывки историй — о потерянных друзьях, о выборе, за который он до сих пор платит, о войне, внутренней и внешней. Когда Эвелин узнала, что беременна, она не испугалась. Это не было неожиданностью — это было частью пути, к которому она шла. Shabist появился на свет в прохладное утро ранней осени. Его имя Халид выбрал сам — с уважением к своему происхождению. Эвелин не спорила. Для неё имя было не важнее самой сути человека, которого она держала на руках.
Став матерью, она не изменилась — лишь стала глубже. Она не сюсюкала, не строила иллюзий. Она с первых дней говорила сыну правду, пусть даже в детской, понятной форме. “Мир бывает жестоким, но ты не обязан быть таким же”, — повторяла она. Она учила его добру не словами, а действиями: как накормить голодного, как выслушать без осуждения, как дать, не требуя взамен. Когда Shabist подрос, она стала рассказывать ему о том, как важно слушать себя. “Люди будут говорить, как тебе жить. Но только ты знаешь, кто ты на самом деле.” В ней не было назидательности — только спокойная, уверенная любовь. Она была его якорем и его компасом. Он чувствовал это даже тогда, когда не понимал всех слов, которые она говорила. Эвелин всегда знала, что время с сыном ограничено. Не из-за болезни или предчувствия беды — просто так устроена жизнь. Она не держалась за него цепко, не пыталась контролировать, Она растила его свободным, сильным, умеющим думать и чувствовать.
Жизнь Эвелин оборвалась внезапно — несчастный случай. Вечером она сидела у окна с чашкой чая, а утром её не стало, город замер, узнав о её смерти. На похоронах были почти все — от стариков до подростков, которым она когда-то помогла. Люди плакали не потому, что ушла медсестра — потому что ушел человек, который умел видеть свет даже в самых тёмных уголках душ.
Shabist тогда был ещё юным, но именно в тот момент начал взрослеть, Он не закрыл сердце, не ожесточился. Он просто понял, что теперь ему придётся самому быть тем светом, который его мать зажигала в людях. Он продолжил её дело — не буквальное, а духовное. Он стал тем, кто слушает, кто чувствует, кто помогает. Даже если путь лежал через боль, он шёл по нему с внутренним спокойствием, которое подарила ему его мать Эвелин.
Она навсегда осталась в его мыслях — не как образ, а как голос в голове, как тепло в груди, как тихая сила, что помогает не сломаться. Она была не просто матерью, Она была его основой.
Отец - Халид:
Прошлое Халида окутано молчанием. Он никогда не рассказывал его полностью — даже Эвелин, самой близкой душе. Не потому что не доверял, а потому что не хотел, чтобы его прошлое стало её грузом. То, что он унес с собой в Лорел-Крик, было слишком тяжёлым для рассказов. Но время от времени, в коротких фразах, он давал понять: он знает, что такое потери, ошибки и цена, которую приходится платить за свои решения. Халид не был родом из Америки. Он родился за границей, в стране, которую давно покинул, чтобы не вспоминать. Его детство прошло под звуки выстрелов, а не школьных звонков. Он вырос быстро, слишком быстро. Уже в шестнадцать он держал оружие, в семнадцать терял друзей, в двадцать — научился не плакать. Его мир был миром выживания, а не мечтаний. Он служил, где именно — неизвестно. Может, в армии, может, в наёмнических отрядах. Его лицо носило следы давно прошедших конфликтов, но в глазах была не злоба, а усталость. Он не гордился тем, кем был. Скорее, просто принимал это — как часть себя. Халид ушёл из той жизни, потому что однажды перешёл грань. Он сделал то, что не смог простить себе. Он не искал прощения у других. Он просто ушёл. Без следов, без имени, без объяснений. Лорел-Крик стал для него тихой гаванью. Маленький город, в котором можно было раствориться. Он не стремился заводить друзей, не разговаривал понапрасну. Работал на стройке, иногда брался за тяжёлую работу, которую другие не хотели делать. Он был силой — физической и внутренней. Никто не знал, кем он был, но все чувствовали: он не тот, кто будет терпеть несправедливость. С Эвелин он встретился почти случайно. Пришёл в клинику с порезом на руке — неловкое движение на стройке. Она обрабатывала его рану молча, но, взглянув ему в глаза, вдруг сказала:
— Вы не боитесь боли, но боитесь памяти.
Он не ответил. Только слегка кивнул. И с того дня стал возвращаться — сначала по поводу, потом без него.
Он не умел говорить о чувствах — слишком много лет это считалось слабостью, но рядом с Эвелин он начал учиться. Учиться тишине, в которой не нужно защищаться, учиться близости, не связанной с угрозой, Она не задавала лишних вопросов. Она принимала его не как загадку, а как человека. Это было новым для Халида, и бесценным.
Когда она сказала ему, что ждёт ребёнка, он долго молчал. Потом, впервые за всё время, заплакал. Не от страха. От того, что у него появился второй шанс.
— Его имя будет Shabist, — сказал он.
— Что оно значит?
— Это ночь. Но не мрак. Ночь, в которой рождаются мечты. В ней есть покой.
Халид стал отцом так, как умел — молча, сильно, верно. Он не умел укачивать и читать сказки. Но он строил дом своими руками. Он вставал в пять утра, чтобы сын видел, что ответственность — это не слова, а поступки. Он держал мальчика за плечи, когда учил стоять после падения. Он учил его, что слёзы — это не слабость, если ты не убегаешь от них. Shabist тянулся к нему по-своему. Он чувствовал силу, которую не нужно было доказывать. Но главное — он видел в отце честность, не ту, что на словах, а ту, что в действиях. Халид никогда не лгал, Даже когда правда была горькой. Он говорил сыну: — Люди будут предавать, мир будет несправедлив. Но ты сам решаешь — кем в нём быть. Я выбрал путь, за который плачу до сих пор. Не повторяй моих ошибок, сделай свои, но делай их сам. В доме царила сдержанная любовь. Халид редко прикасался к сыну, но когда обнимал — это был целый мир. Он был опорой, стеной, за которой можно было спрятаться, когда становится страшно. И даже Эвелин порой удивлялась, насколько этот суровый человек становится мягким, когда рядом мальчик. Халид знал, что прошлое однажды догонит. Он чувствовал это. Потому и готовил Shabist’a к жизни, а не к детству. Он не баловал его, не прятал от боли. Но всегда был рядом, когда та приходила. И когда это случилось — он не растерялся. Нападение, огонь, крики. Всё снова, как в его юности, только на этот раз — не на поле боя, а в доме. Он вывел Эвелин в коридор, прикрывал её, как мог, но она получила ранение, Он держал её руку до последнего. Когда понял, что её не спасти, отдал её сыну и сказал лишь: — Береги её в себе. Сам он задержал врагов. Один против нескольких. Погиб, как жил — не громко, не героически, но с честью. До конца защищая то немногое, что стало для него всем. Shabist нашёл тело отца уже после того, как всё закончилось, Он не плакал, Он стоял долго, смотрел, и будто принимал его силу себе. Он знал — отец не ушёл, Он стал частью него, Его решительности, Его молчания, Его мужества. Халида вспоминают не по словам, а по поступкам. Он не оставил писем, завещаний, наставлений. Только пример: пример того, как, потеряв всё, можно начать сначала. Как не быть героем — быть просто мужчиной, который несёт ответственность за тех, кого любит.
Shabist и по сей день слышит отцовский голос в своей голове. Низкий, спокойный, чуть усталый:
— Ты не обязан быть мной. Будь тем, кем сам выберешь стать.
4. Детство:
Shabist родился в Лорел-Крике — маленьком, ничем не примечательном городке, где дни текли медленно, а вечера пахли пылью и скошенной травой. Его появление на свет не стало событием для города, но стало началом новой вселенной для двух людей — Эвелин и Халида. Они не говорили ему об этом словами, но он чувствовал это с самого раннего возраста. Их любовь не была громкой — она проявлялась в жестах, в тишине, в присутствии. С первых лет он был другим, спокойным, как отец, наблюдательным, как мать. Он рано научился читать лица и настроения, ещё до того, как начал говорить. Эвелин называла его “маленьким спутником луны” — не из-за имени, а из-за его ночной природы: он часто просыпался под утро, сидел у окна и смотрел на звёзды, Он не плакал, не звал — просто молча наблюдал, Он будто слышал, как дышит ночь. Играя во дворе, он никогда не был тем, кто командует, но дети тянулись к нем, Он не стремился быть лидером, но почему-то становился им. Он не спорил, не давил, просто предлагал, и остальные следовали. Его умение видеть то, что не на поверхности, выделяло его — даже взрослые это чувствовали, Соседи часто говорили: “У него взгляд не по годам”. Его мир был маленьким: дом, где пахло мятой и древесиной, мастерская отца, библиотека матери, школьный двор и одинокое дерево на холме, под которым он прятался от всего мира, там он чувствовал себя в безопасности. Отец учил его молча. Не через правила, а через поступки. Когда Shabist впервые поранился, Халид не ахнул, не бросился с йодом. Он просто сказал: Боль — часть пути. Мать, наоборот, лечила его тихо, аккуратно, но всегда с разговором, Она не задавала вопросов напрямую, но умела направить так, чтобы он сам нашёл ответ. Она говорила: — Люди редко говорят правду. Слушай не только слова, а то, что между ними.
В школе он был тихим. Не изгоем, но и не душой компании. Учителя уважали его за ум, а одноклассники — за сдержанность. Он не смеялся над чужими ошибками и не ввязывался в конфликты. Но если видел несправедливость, молчать не мог. Один раз, когда старшеклассники унижали девочку на глазах у всех, он встал между ними. Он получил удар, но не отступил. И в тот день понял: иногда молчание — трусость. Когда ему исполнилось десять, произошло то, что навсегда разделило его жизнь на «до» и «после». В дом ворвались люди. Мать погибла, Отец сражался до конца. Shabist не видел всех деталей — только крики, огонь, и как отец передаёт ему мать на руках, с последними словами: — Береги её в себе.
После этого он замолчал на неделю. Он не плакал, не говорил, просто сидел под тем самым деревом, глядя в небо, люди пытались его утешить, кто-то предлагал взять к себе, но он знал — теперь он сам за себя, не потому что ему так сказали, а потому что он это почувствовал, позже опеку над ним взял старый друг Эвелин — доктор Рейндалл, человек надёжный, но эмоционально сдержанный. Он дал Shabist’у крышу, еду и книги. Больше ничего, но мальчику и не нужно было больше, всё, что по-настоящему важно, он уже носил в себе. Он стал рано взрослеть. Начал работать после школы, подрабатывал в автомастерской, мыл окна, носил газеты, не потому что нуждался, а потому что не мог сидеть сложа руки. Shabist научился не доверять на слово, но и не судить слишком быстро. Он не держал в себе ненависть — только холодную решимость. Он не искал мести, но знал, что однажды придётся взглянуть прошлому в глаза. Не чтобы разрушить — чтобы понять и пройти дальше. Детство Shabist’a нельзя назвать счастливым, но оно было глубоким, настоящим. Оно закалило его, но не озлобило, оно научило его ценить правду, даже если она больнее лжи. И главное — оно дало ему корни, благодаря которым он смог вырасти.
5. Образование:
Образование Shabist’a не было обычным, как у большинства его сверстников. Жизнь научила его гораздо больше, чем учебники и школьные уроки, но, тем не менее, он не был лишён формального образования. Мать, Эвелин, всегда верила, что знание — это ключ к свободе, а её уроки не ограничивались только медицинскими темами. Она научила его разбираться в людях, понимать их внутренний мир и тонкости общения. Эти уроки стали основой его восприятия жизни. Когда Shabist пошёл в школу, он был не самым разговорчивым ребёнком. Он не искал компанию, предпочитал уединение, но это не мешало ему учиться. Учителя замечали его ум и спокойствие, часто за него принимали твердость характера за замкнутость, однако, несмотря на это, он быстро освоился с предметами, его любими были литература и философия, хотя в маленьком городке не было университетских курсов или специализированных преподавателей, Shabist всегда находил способ углубить свои знания. Он часто посещал библиотеку, где мог найти книги о разных странах, культурах, а также философские трактаты, которые его всегда привлекали. После трагических событий, когда он потерял мать и отца, его отношение к образованию изменилось. Став старше, Shabist понял, что без знаний он не сможет стоять на собственных ногах. Так, благодаря своему стремлению к самопознанию, он начал обучаться самостоятельно. Он не знал, к чему это приведёт, но был уверен, что знания — это единственное, что не могут отнять у человека. С помощью местных книг и старых учебников, которые оставил доктор Рейндалл, Shabist начал расширять свои горизонты. История, искусство, психология, и даже иностранные языки стали его личными проектами. Он активно учился читать и писать на нескольких языках, что позволило ему чувствовать связь с миром за пределами Лорел-Крика. Его пытливый ум не останавливался на достигнутом. Он пытался научиться анализировать людей, вникать в их мотивы и поведение, что, безусловно, пригодилось ему в будущем. Хотя Shabist не завершил традиционное образование в школе и университете, его познания не ограничивались рамками обычного ученичества. Он был самоуком и прекрасно знал, как использовать свои знания на практике. Ему было важно не просто читать, а понимать, применять и чувствовать. Эти навыки оказались куда более полезными в жизни, чем строгие академические достижения. Shabist учился всему, что мог бы узнать о мире, и делал это с той же решимостью и внутренней силой, которые всегда руководили им в жизни. Образование стало не только инструментом для выживания, но и ключом к его внутреннему миру, который он продолжал открывать с каждым днём.
6. Взрослая жизнь:
После трагической утраты родителей Shabist нашёл свой путь среди многих путей, который вёл его к самопознанию и выживанию в суровом мире, где каждый шаг мог стать последним. Когда он покинул Лорел-Крик, он не ожидал, что его жизнь в большом городе станет настолько жестокой, но именно там, в темных переулках и на остриё ножа, его судьба приобрела новые очертания. На одном из этапов своей взрослой жизни, когда ему пришлось столкнуться с насилием, он стал свидетелем, а затем и участником жестоких уличных конфликтов. Его желание вмешиваться в чужие дела, стремление остановить насилие, привело к трагическим последствиям, это был случай, который изменил его внешность навсегда и стал началом его новой жизни — шрамы. Однажды, поздним вечером, в одном из районов города произошёл уличный конфликт, который оказался далеко не простым разбирательством. Shabist, случайно оказавшись в центре этой борьбы, попытался остановить две банды, которые столкнулись на одной из улиц, когда один из участников драки выхватил нож и направил его на Shabist’a, он инстинктивно сделал шаг назад, но поздно — лезвие пронзило его щёку, оставив глубокую, болезненную рану, боль была резкой, и хотя он пытался сопротивляться, ранение оказалось тяжёлым. Кровь быстро заполнила его рот, и он почувствовал, как тепло её затекает по коже, боль была невыносимой, но Shabist выстоял. Ему удалось пробиться из круга насильников, но последствия удара остались на его лице. Раны были глубокими, и сразу же после происшествия он принял решение не обращаться в больницу. Он понимал, что такие шрамы, если их не обрабатывать должным образом, могут стать постоянными напоминаниями о его уязвимости. Процесс заживления был медленным и болезненным. В первую очередь, раны начали заживать неестественно — кожа затягивалась, образуя грубые, торчащие шрамы, которые не исчезли, несмотря на усилия по их лечению, каждый день приносил новую боль, когда он пытался прикасаться к лицу или смотреть в зеркало. Эти шрамы, оставаясь на его лице, стали не только физической травмой, но и психологическим следом, который он не мог избавиться. Время шло, и хотя раны зажили, шрамы остались. Лицо Shabist’a теперь стало носить на себе следы насилия. Их было видно, и они изменили его облик — угроза, которую он пережил, осталась в его лице. Его внешность уже не была прежней, и он понимал, что мир будет воспринимать его иначе. Тогда он решил носить маску. Маска не была лишь способом скрыть шрамы — она стала символом его нового образа. Сначала это была простая тканевая маска, которая скрывала его лицо, защищая его от взглядов людей и давая ему чувство безопасности. Но с каждым днём эта маска становилась не только физической защитой, но и психологической. Она помогала ему скрыть не только шрамы, но и внутренние переживания, которые он носил в себе. Маска стала его личной преградой между внешним миром и внутренним. Она защищала его, помогала сохранить дистанцию, чтобы никто не мог увидеть, что было под ней. В этом новом облике он начал чувствовать себя сильнее, увереннее. Шрамы, которые оставались на его лице, теперь скрывались за маской, но не исчезали. Они по-прежнему были частью его жизни, и хотя он не мог изменить то, что произошло, маска стала его способом преодолеть это. Shabist научился жить с тем, что его лицо стало отображением боли и борьбы. Он больше не пытался скрыть свои шрамы от окружающих, но, надевая маску, он обретал контроль над тем, как его воспринимают другие. Это был не просто способ скрыться — это был его новый способ быть собой в этом жестоком мире. Маска стала не просто предметом одежды, но философским символом его внутренней защиты и борьбы с теми вещами, которые он не мог изменить. С каждым годом Shabist всё больше принимал свою новую жизнь. Он носил маску, чтобы защитить себя, но также и чтобы осознанно не показывать миру свою уязвимость. Он научился ценить моменты уединения, когда мог быть самим собой, без маски и без прикрытия. И хотя шрамы на его лице никогда не исчезли, он научился жить с ними, как с частью своей истории, которая сделала его тем, кем он стал.
Маска для него была не просто защитой от внешнего мира, но и способом пережить всё, что происходило в его жизни. Она стала его щитом, его символом стойкости и силы, напоминанием о том, что его путь был трудным, но он преодолел всё. И, несмотря на шрамы, он продолжал идти вперёд, пряча свою уязвимость за маской, но не теряя того, что делало его настоящим.
7. Настоящее время:
Сегодня Shabist — офицер полиции, служащий в одном из самых напряжённых районов города. Его путь был долгим и тернистым, но именно он сформировал его как человека, способного стоять на передовой в борьбе с преступностью. В полицейском участке он известен как человек молчаливый, жёсткий, но справедливый. Его внешность — лицо, частично скрытое под тактической маской сразу привлекает внимание. Новички часто интересуются, почему он её носит, но те, кто знает Shabist’a дольше, никогда не спрашивают. Они уважают его молчание и то, через что ему пришлось пройти. Вся команда знает — если Shabist берётся за дело, оно будет доведено до конца. Он не боится самых опасных улиц и самых тёмных переулков. Его шрамы стали для преступников своеобразным предупреждением: перед ними не просто коп, а человек, который выжил там, где другие сдались. Shabist не показывает эмоций. Он научился держать всё в себе. Работа в полиции для него не просто должность — это способ восстановить баланс в мире, где слишком долго господствовала несправедливость. Он ловит наркоторговцев, разбирается с уличными бандами, участвует в рейдах, ведёт допросы. Иногда он идёт под прикрытием, иногда действует жёстко и открыто. В любом случае, он не отступает. Маска на его лице стала неотъемлемой частью его формы. Для него она уже не столько защита, сколько напоминание о том, почему он здесь. Под ней — шрамы, которые сделали его сильнее, и глаза, в которых нет страха. Коллеги уважают его, начальство ценит за эффективность, а горожане — за то, что он действительно борется за порядок. Он не герой — он просто человек, который не может сидеть в стороне, когда видит зло, Он каждый день выходит на улицы, не ради славы или наград, а потому что не умеет иначе. Его война продолжается, но теперь у него есть цель — сделать всё, чтобы те, кто ещё может выбрать путь, выбрали правильный. И пока город спит, Shabist идёт по его улицам — немой, стойкий, с маской на лице и сердцем, которое ещё не сдалось.
8. Итоги биографии:
Shabist Amnesia - может носить маску на постоянной основе для сокрытия шрамов на лице((исключение: Goverment)(Обязательное одобрение лидера фракции и пометка в мед. карте))
Ф.И.О: Shabist Amnesia
Пол: Мужской
Возраст: 25 лет
Дата рождения: 21.01.2000
2. Внешние признаки:
Личное фото персонажа:
Паспорт:
Национальность: Американец.
Рост: 185 см
Цвет волос: Брюнет
Цвет глаз: Кари
Телосложение: Спортивное
Татуировки: Отсутствуют.
3. Родители:
Мать - Эвелин:
Эвелин родилась и выросла в небольшом американском городке под названием Лорел-Крик. Это было типичное место: одна главная улица, пара кафе, заправка, школа и церковь. Жизнь здесь текла размеренно, почти по часам. Люди знали друг друга по именам, и чужаков замечали сразу. В Лорел-Крике не было ни ярких событий, ни крупных возможностей — только тишина, природа и люди, застрявшие в своих привычках.
С детства Эвелин отличалась от сверстников. Она не была шумной, не тянулась к школьным вечеринкам, не стремилась стать королевой выпускного. В ней была внутренняя собранность, словно она всегда думала о чём-то большем. Её называли “странной”, но не с осуждением — скорее с уважением. Она была той, к кому шли с разбитым сердцем, с семейными ссорами, с болью, которую трудно описать. Её голос был тихим, взгляд — прямым, а слова — точными.
После школы Эвелин поступила в колледж на программу медсестёр, но долго в большом городе не задержалась. Она быстро поняла: шум, спешка и вечное движение — не для неё. Вернувшись в Лорел-Крик, она устроилась в местную клинику и стала одной из тех, кто действительно слушает пациента, а не просто выписывает рецепт. Она знала, как важно услышать не только слова, но и молчание между ними. Многие говорили, что рядом с ней боль уходит быстрее — и не только физическая.
Когда Эвелин исполнилось 28, в город приехал чужак. Мужчина с прошлым, которое он не обсуждал. Его звали Халид. Никто не знал, почему он выбрал Лорел-Крик. Он держался особняком, работал руками — помогал на стройках, чинил машины, изредка пропадал на пару дней. Сначала к нему относились с подозрением, но Эвелин, как всегда, увидела в нём нечто большее. Они начали общаться случайно — он пришёл в клинику с раной на руке. Она обработала порез, а потом спросила, почему в его глазах так много боли. Халид ничего не ответил, просто посмотрел на неё так, будто впервые за долгое время кто-то увидел его по-настоящему. Их отношения развивались медленно, без драмы. Они много молчали, и в этих молчаниях было больше смысла, чем в чужих разговорах. Халид не рассказывал подробностей о прошлом, но иногда, в редкие ночи, Эвелин слышала обрывки историй — о потерянных друзьях, о выборе, за который он до сих пор платит, о войне, внутренней и внешней. Когда Эвелин узнала, что беременна, она не испугалась. Это не было неожиданностью — это было частью пути, к которому она шла. Shabist появился на свет в прохладное утро ранней осени. Его имя Халид выбрал сам — с уважением к своему происхождению. Эвелин не спорила. Для неё имя было не важнее самой сути человека, которого она держала на руках.
Став матерью, она не изменилась — лишь стала глубже. Она не сюсюкала, не строила иллюзий. Она с первых дней говорила сыну правду, пусть даже в детской, понятной форме. “Мир бывает жестоким, но ты не обязан быть таким же”, — повторяла она. Она учила его добру не словами, а действиями: как накормить голодного, как выслушать без осуждения, как дать, не требуя взамен. Когда Shabist подрос, она стала рассказывать ему о том, как важно слушать себя. “Люди будут говорить, как тебе жить. Но только ты знаешь, кто ты на самом деле.” В ней не было назидательности — только спокойная, уверенная любовь. Она была его якорем и его компасом. Он чувствовал это даже тогда, когда не понимал всех слов, которые она говорила. Эвелин всегда знала, что время с сыном ограничено. Не из-за болезни или предчувствия беды — просто так устроена жизнь. Она не держалась за него цепко, не пыталась контролировать, Она растила его свободным, сильным, умеющим думать и чувствовать.
Жизнь Эвелин оборвалась внезапно — несчастный случай. Вечером она сидела у окна с чашкой чая, а утром её не стало, город замер, узнав о её смерти. На похоронах были почти все — от стариков до подростков, которым она когда-то помогла. Люди плакали не потому, что ушла медсестра — потому что ушел человек, который умел видеть свет даже в самых тёмных уголках душ.
Shabist тогда был ещё юным, но именно в тот момент начал взрослеть, Он не закрыл сердце, не ожесточился. Он просто понял, что теперь ему придётся самому быть тем светом, который его мать зажигала в людях. Он продолжил её дело — не буквальное, а духовное. Он стал тем, кто слушает, кто чувствует, кто помогает. Даже если путь лежал через боль, он шёл по нему с внутренним спокойствием, которое подарила ему его мать Эвелин.
Она навсегда осталась в его мыслях — не как образ, а как голос в голове, как тепло в груди, как тихая сила, что помогает не сломаться. Она была не просто матерью, Она была его основой.
Отец - Халид:
Прошлое Халида окутано молчанием. Он никогда не рассказывал его полностью — даже Эвелин, самой близкой душе. Не потому что не доверял, а потому что не хотел, чтобы его прошлое стало её грузом. То, что он унес с собой в Лорел-Крик, было слишком тяжёлым для рассказов. Но время от времени, в коротких фразах, он давал понять: он знает, что такое потери, ошибки и цена, которую приходится платить за свои решения. Халид не был родом из Америки. Он родился за границей, в стране, которую давно покинул, чтобы не вспоминать. Его детство прошло под звуки выстрелов, а не школьных звонков. Он вырос быстро, слишком быстро. Уже в шестнадцать он держал оружие, в семнадцать терял друзей, в двадцать — научился не плакать. Его мир был миром выживания, а не мечтаний. Он служил, где именно — неизвестно. Может, в армии, может, в наёмнических отрядах. Его лицо носило следы давно прошедших конфликтов, но в глазах была не злоба, а усталость. Он не гордился тем, кем был. Скорее, просто принимал это — как часть себя. Халид ушёл из той жизни, потому что однажды перешёл грань. Он сделал то, что не смог простить себе. Он не искал прощения у других. Он просто ушёл. Без следов, без имени, без объяснений. Лорел-Крик стал для него тихой гаванью. Маленький город, в котором можно было раствориться. Он не стремился заводить друзей, не разговаривал понапрасну. Работал на стройке, иногда брался за тяжёлую работу, которую другие не хотели делать. Он был силой — физической и внутренней. Никто не знал, кем он был, но все чувствовали: он не тот, кто будет терпеть несправедливость. С Эвелин он встретился почти случайно. Пришёл в клинику с порезом на руке — неловкое движение на стройке. Она обрабатывала его рану молча, но, взглянув ему в глаза, вдруг сказала:
— Вы не боитесь боли, но боитесь памяти.
Он не ответил. Только слегка кивнул. И с того дня стал возвращаться — сначала по поводу, потом без него.
Он не умел говорить о чувствах — слишком много лет это считалось слабостью, но рядом с Эвелин он начал учиться. Учиться тишине, в которой не нужно защищаться, учиться близости, не связанной с угрозой, Она не задавала лишних вопросов. Она принимала его не как загадку, а как человека. Это было новым для Халида, и бесценным.
Когда она сказала ему, что ждёт ребёнка, он долго молчал. Потом, впервые за всё время, заплакал. Не от страха. От того, что у него появился второй шанс.
— Его имя будет Shabist, — сказал он.
— Что оно значит?
— Это ночь. Но не мрак. Ночь, в которой рождаются мечты. В ней есть покой.
Халид стал отцом так, как умел — молча, сильно, верно. Он не умел укачивать и читать сказки. Но он строил дом своими руками. Он вставал в пять утра, чтобы сын видел, что ответственность — это не слова, а поступки. Он держал мальчика за плечи, когда учил стоять после падения. Он учил его, что слёзы — это не слабость, если ты не убегаешь от них. Shabist тянулся к нему по-своему. Он чувствовал силу, которую не нужно было доказывать. Но главное — он видел в отце честность, не ту, что на словах, а ту, что в действиях. Халид никогда не лгал, Даже когда правда была горькой. Он говорил сыну: — Люди будут предавать, мир будет несправедлив. Но ты сам решаешь — кем в нём быть. Я выбрал путь, за который плачу до сих пор. Не повторяй моих ошибок, сделай свои, но делай их сам. В доме царила сдержанная любовь. Халид редко прикасался к сыну, но когда обнимал — это был целый мир. Он был опорой, стеной, за которой можно было спрятаться, когда становится страшно. И даже Эвелин порой удивлялась, насколько этот суровый человек становится мягким, когда рядом мальчик. Халид знал, что прошлое однажды догонит. Он чувствовал это. Потому и готовил Shabist’a к жизни, а не к детству. Он не баловал его, не прятал от боли. Но всегда был рядом, когда та приходила. И когда это случилось — он не растерялся. Нападение, огонь, крики. Всё снова, как в его юности, только на этот раз — не на поле боя, а в доме. Он вывел Эвелин в коридор, прикрывал её, как мог, но она получила ранение, Он держал её руку до последнего. Когда понял, что её не спасти, отдал её сыну и сказал лишь: — Береги её в себе. Сам он задержал врагов. Один против нескольких. Погиб, как жил — не громко, не героически, но с честью. До конца защищая то немногое, что стало для него всем. Shabist нашёл тело отца уже после того, как всё закончилось, Он не плакал, Он стоял долго, смотрел, и будто принимал его силу себе. Он знал — отец не ушёл, Он стал частью него, Его решительности, Его молчания, Его мужества. Халида вспоминают не по словам, а по поступкам. Он не оставил писем, завещаний, наставлений. Только пример: пример того, как, потеряв всё, можно начать сначала. Как не быть героем — быть просто мужчиной, который несёт ответственность за тех, кого любит.
Shabist и по сей день слышит отцовский голос в своей голове. Низкий, спокойный, чуть усталый:
— Ты не обязан быть мной. Будь тем, кем сам выберешь стать.
4. Детство:
Shabist родился в Лорел-Крике — маленьком, ничем не примечательном городке, где дни текли медленно, а вечера пахли пылью и скошенной травой. Его появление на свет не стало событием для города, но стало началом новой вселенной для двух людей — Эвелин и Халида. Они не говорили ему об этом словами, но он чувствовал это с самого раннего возраста. Их любовь не была громкой — она проявлялась в жестах, в тишине, в присутствии. С первых лет он был другим, спокойным, как отец, наблюдательным, как мать. Он рано научился читать лица и настроения, ещё до того, как начал говорить. Эвелин называла его “маленьким спутником луны” — не из-за имени, а из-за его ночной природы: он часто просыпался под утро, сидел у окна и смотрел на звёзды, Он не плакал, не звал — просто молча наблюдал, Он будто слышал, как дышит ночь. Играя во дворе, он никогда не был тем, кто командует, но дети тянулись к нем, Он не стремился быть лидером, но почему-то становился им. Он не спорил, не давил, просто предлагал, и остальные следовали. Его умение видеть то, что не на поверхности, выделяло его — даже взрослые это чувствовали, Соседи часто говорили: “У него взгляд не по годам”. Его мир был маленьким: дом, где пахло мятой и древесиной, мастерская отца, библиотека матери, школьный двор и одинокое дерево на холме, под которым он прятался от всего мира, там он чувствовал себя в безопасности. Отец учил его молча. Не через правила, а через поступки. Когда Shabist впервые поранился, Халид не ахнул, не бросился с йодом. Он просто сказал: Боль — часть пути. Мать, наоборот, лечила его тихо, аккуратно, но всегда с разговором, Она не задавала вопросов напрямую, но умела направить так, чтобы он сам нашёл ответ. Она говорила: — Люди редко говорят правду. Слушай не только слова, а то, что между ними.
В школе он был тихим. Не изгоем, но и не душой компании. Учителя уважали его за ум, а одноклассники — за сдержанность. Он не смеялся над чужими ошибками и не ввязывался в конфликты. Но если видел несправедливость, молчать не мог. Один раз, когда старшеклассники унижали девочку на глазах у всех, он встал между ними. Он получил удар, но не отступил. И в тот день понял: иногда молчание — трусость. Когда ему исполнилось десять, произошло то, что навсегда разделило его жизнь на «до» и «после». В дом ворвались люди. Мать погибла, Отец сражался до конца. Shabist не видел всех деталей — только крики, огонь, и как отец передаёт ему мать на руках, с последними словами: — Береги её в себе.
После этого он замолчал на неделю. Он не плакал, не говорил, просто сидел под тем самым деревом, глядя в небо, люди пытались его утешить, кто-то предлагал взять к себе, но он знал — теперь он сам за себя, не потому что ему так сказали, а потому что он это почувствовал, позже опеку над ним взял старый друг Эвелин — доктор Рейндалл, человек надёжный, но эмоционально сдержанный. Он дал Shabist’у крышу, еду и книги. Больше ничего, но мальчику и не нужно было больше, всё, что по-настоящему важно, он уже носил в себе. Он стал рано взрослеть. Начал работать после школы, подрабатывал в автомастерской, мыл окна, носил газеты, не потому что нуждался, а потому что не мог сидеть сложа руки. Shabist научился не доверять на слово, но и не судить слишком быстро. Он не держал в себе ненависть — только холодную решимость. Он не искал мести, но знал, что однажды придётся взглянуть прошлому в глаза. Не чтобы разрушить — чтобы понять и пройти дальше. Детство Shabist’a нельзя назвать счастливым, но оно было глубоким, настоящим. Оно закалило его, но не озлобило, оно научило его ценить правду, даже если она больнее лжи. И главное — оно дало ему корни, благодаря которым он смог вырасти.
5. Образование:
Образование Shabist’a не было обычным, как у большинства его сверстников. Жизнь научила его гораздо больше, чем учебники и школьные уроки, но, тем не менее, он не был лишён формального образования. Мать, Эвелин, всегда верила, что знание — это ключ к свободе, а её уроки не ограничивались только медицинскими темами. Она научила его разбираться в людях, понимать их внутренний мир и тонкости общения. Эти уроки стали основой его восприятия жизни. Когда Shabist пошёл в школу, он был не самым разговорчивым ребёнком. Он не искал компанию, предпочитал уединение, но это не мешало ему учиться. Учителя замечали его ум и спокойствие, часто за него принимали твердость характера за замкнутость, однако, несмотря на это, он быстро освоился с предметами, его любими были литература и философия, хотя в маленьком городке не было университетских курсов или специализированных преподавателей, Shabist всегда находил способ углубить свои знания. Он часто посещал библиотеку, где мог найти книги о разных странах, культурах, а также философские трактаты, которые его всегда привлекали. После трагических событий, когда он потерял мать и отца, его отношение к образованию изменилось. Став старше, Shabist понял, что без знаний он не сможет стоять на собственных ногах. Так, благодаря своему стремлению к самопознанию, он начал обучаться самостоятельно. Он не знал, к чему это приведёт, но был уверен, что знания — это единственное, что не могут отнять у человека. С помощью местных книг и старых учебников, которые оставил доктор Рейндалл, Shabist начал расширять свои горизонты. История, искусство, психология, и даже иностранные языки стали его личными проектами. Он активно учился читать и писать на нескольких языках, что позволило ему чувствовать связь с миром за пределами Лорел-Крика. Его пытливый ум не останавливался на достигнутом. Он пытался научиться анализировать людей, вникать в их мотивы и поведение, что, безусловно, пригодилось ему в будущем. Хотя Shabist не завершил традиционное образование в школе и университете, его познания не ограничивались рамками обычного ученичества. Он был самоуком и прекрасно знал, как использовать свои знания на практике. Ему было важно не просто читать, а понимать, применять и чувствовать. Эти навыки оказались куда более полезными в жизни, чем строгие академические достижения. Shabist учился всему, что мог бы узнать о мире, и делал это с той же решимостью и внутренней силой, которые всегда руководили им в жизни. Образование стало не только инструментом для выживания, но и ключом к его внутреннему миру, который он продолжал открывать с каждым днём.
6. Взрослая жизнь:
После трагической утраты родителей Shabist нашёл свой путь среди многих путей, который вёл его к самопознанию и выживанию в суровом мире, где каждый шаг мог стать последним. Когда он покинул Лорел-Крик, он не ожидал, что его жизнь в большом городе станет настолько жестокой, но именно там, в темных переулках и на остриё ножа, его судьба приобрела новые очертания. На одном из этапов своей взрослой жизни, когда ему пришлось столкнуться с насилием, он стал свидетелем, а затем и участником жестоких уличных конфликтов. Его желание вмешиваться в чужие дела, стремление остановить насилие, привело к трагическим последствиям, это был случай, который изменил его внешность навсегда и стал началом его новой жизни — шрамы. Однажды, поздним вечером, в одном из районов города произошёл уличный конфликт, который оказался далеко не простым разбирательством. Shabist, случайно оказавшись в центре этой борьбы, попытался остановить две банды, которые столкнулись на одной из улиц, когда один из участников драки выхватил нож и направил его на Shabist’a, он инстинктивно сделал шаг назад, но поздно — лезвие пронзило его щёку, оставив глубокую, болезненную рану, боль была резкой, и хотя он пытался сопротивляться, ранение оказалось тяжёлым. Кровь быстро заполнила его рот, и он почувствовал, как тепло её затекает по коже, боль была невыносимой, но Shabist выстоял. Ему удалось пробиться из круга насильников, но последствия удара остались на его лице. Раны были глубокими, и сразу же после происшествия он принял решение не обращаться в больницу. Он понимал, что такие шрамы, если их не обрабатывать должным образом, могут стать постоянными напоминаниями о его уязвимости. Процесс заживления был медленным и болезненным. В первую очередь, раны начали заживать неестественно — кожа затягивалась, образуя грубые, торчащие шрамы, которые не исчезли, несмотря на усилия по их лечению, каждый день приносил новую боль, когда он пытался прикасаться к лицу или смотреть в зеркало. Эти шрамы, оставаясь на его лице, стали не только физической травмой, но и психологическим следом, который он не мог избавиться. Время шло, и хотя раны зажили, шрамы остались. Лицо Shabist’a теперь стало носить на себе следы насилия. Их было видно, и они изменили его облик — угроза, которую он пережил, осталась в его лице. Его внешность уже не была прежней, и он понимал, что мир будет воспринимать его иначе. Тогда он решил носить маску. Маска не была лишь способом скрыть шрамы — она стала символом его нового образа. Сначала это была простая тканевая маска, которая скрывала его лицо, защищая его от взглядов людей и давая ему чувство безопасности. Но с каждым днём эта маска становилась не только физической защитой, но и психологической. Она помогала ему скрыть не только шрамы, но и внутренние переживания, которые он носил в себе. Маска стала его личной преградой между внешним миром и внутренним. Она защищала его, помогала сохранить дистанцию, чтобы никто не мог увидеть, что было под ней. В этом новом облике он начал чувствовать себя сильнее, увереннее. Шрамы, которые оставались на его лице, теперь скрывались за маской, но не исчезали. Они по-прежнему были частью его жизни, и хотя он не мог изменить то, что произошло, маска стала его способом преодолеть это. Shabist научился жить с тем, что его лицо стало отображением боли и борьбы. Он больше не пытался скрыть свои шрамы от окружающих, но, надевая маску, он обретал контроль над тем, как его воспринимают другие. Это был не просто способ скрыться — это был его новый способ быть собой в этом жестоком мире. Маска стала не просто предметом одежды, но философским символом его внутренней защиты и борьбы с теми вещами, которые он не мог изменить. С каждым годом Shabist всё больше принимал свою новую жизнь. Он носил маску, чтобы защитить себя, но также и чтобы осознанно не показывать миру свою уязвимость. Он научился ценить моменты уединения, когда мог быть самим собой, без маски и без прикрытия. И хотя шрамы на его лице никогда не исчезли, он научился жить с ними, как с частью своей истории, которая сделала его тем, кем он стал.
Маска для него была не просто защитой от внешнего мира, но и способом пережить всё, что происходило в его жизни. Она стала его щитом, его символом стойкости и силы, напоминанием о том, что его путь был трудным, но он преодолел всё. И, несмотря на шрамы, он продолжал идти вперёд, пряча свою уязвимость за маской, но не теряя того, что делало его настоящим.
7. Настоящее время:
Сегодня Shabist — офицер полиции, служащий в одном из самых напряжённых районов города. Его путь был долгим и тернистым, но именно он сформировал его как человека, способного стоять на передовой в борьбе с преступностью. В полицейском участке он известен как человек молчаливый, жёсткий, но справедливый. Его внешность — лицо, частично скрытое под тактической маской сразу привлекает внимание. Новички часто интересуются, почему он её носит, но те, кто знает Shabist’a дольше, никогда не спрашивают. Они уважают его молчание и то, через что ему пришлось пройти. Вся команда знает — если Shabist берётся за дело, оно будет доведено до конца. Он не боится самых опасных улиц и самых тёмных переулков. Его шрамы стали для преступников своеобразным предупреждением: перед ними не просто коп, а человек, который выжил там, где другие сдались. Shabist не показывает эмоций. Он научился держать всё в себе. Работа в полиции для него не просто должность — это способ восстановить баланс в мире, где слишком долго господствовала несправедливость. Он ловит наркоторговцев, разбирается с уличными бандами, участвует в рейдах, ведёт допросы. Иногда он идёт под прикрытием, иногда действует жёстко и открыто. В любом случае, он не отступает. Маска на его лице стала неотъемлемой частью его формы. Для него она уже не столько защита, сколько напоминание о том, почему он здесь. Под ней — шрамы, которые сделали его сильнее, и глаза, в которых нет страха. Коллеги уважают его, начальство ценит за эффективность, а горожане — за то, что он действительно борется за порядок. Он не герой — он просто человек, который не может сидеть в стороне, когда видит зло, Он каждый день выходит на улицы, не ради славы или наград, а потому что не умеет иначе. Его война продолжается, но теперь у него есть цель — сделать всё, чтобы те, кто ещё может выбрать путь, выбрали правильный. И пока город спит, Shabist идёт по его улицам — немой, стойкий, с маской на лице и сердцем, которое ещё не сдалось.
8. Итоги биографии:
Shabist Amnesia - может носить маску на постоянной основе для сокрытия шрамов на лице((исключение: Goverment)(Обязательное одобрение лидера фракции и пометка в мед. карте))
Последнее редактирование:
