Место рождение: США, Лос-Сантос.
Дата рождения: 12.01.1996
Семейное положение: не женат
Рост: 185
Вес: 75
Цвет волос: черный
Цвет глаз: зелёные
Национальность: Американец
I - Родители
Лиза Тейт (в девичестве Морган) выросла в трейлере на окраине Лос-Сантоса. Её мать, Элейн, работала уборщицей в кинотеатре «Глори», стирая с полов следы попкорна и чужого веселья. Отец исчез ещё до её рождения, оставив после себя только потёртый экземпляр «Над пропастью во ржи» с надписью на форзаце: «Когда вырастешь — сожги эту книгу. Мир любит только красивых». Лиза ненавидела эту фразу. В 14 лет она заклеила ею дыру в стене, а вместо этого нарисовала на потолке звёзды — светящейся краской, украденной из магазина для художников.
Её талант заметила учительница литературы, миссис Кларк. «Ты видишь мир через трещины, — сказала она, разглядывая эскиз Лизы, где лицо девушки было разбито на осколки, как витраж. — Но осторожно: если слишком долго смотреть в трещины, можно упасть». Лиза не послушалась. Она начала рисовать граффити на стенах Ранхельдо-Хайтс, превращая подъезды в порталы в другие миры: летающие киты над руинами, девушки с глазами-галактиками. Именно там её заметил Карлос Мендоза.
Карлос был старшим сыном в семье мигрантов из Гвадалахары. Его отец погиб, защищая ларек от рэкета, мать спилась, и в 15 лет Карлос вступил в «Виаросос» — не из жажды власти, а чтобы оплачивать лечение младшей сестры, Алисии, у которой от стрельбы по ночам началась эпилепсия. Он был тихим «солдатом»: не пил, не кололся, а деньги прятал в банку из-под кофе, зарытую под кактусом во дворе. Его страстью были комиксы: в потрёпанной тетради он рисовал историю человека в плаще, который ночью становился тенью, чтобы спасать детей из горящих домов.
Они встретились в марте 1991-го. Карлос патрулировал район, когда увидел, как Лиза, стоя на ящике из-под апельсинов, рисует на стене магазина гигантскую розу с шипами из колючей проволоки. «Это запрещено, — сказал он, но не двинулся с места. — Босс прикажет закрасить».
«Значит, ты сделаешь это?» — она повернулась, и он увидел, что её щека в синяке (след от пьяного соседа, ударившего её за «шум»). Карлос молча взял баллончик и добавил к розе капли росы, похожие на слёзы.
Их роман был тайным. По ночам Карлос приходил к её трейлеру, принося краски и книги по анатомии, которые Лиза копировала в альбом. «Ты мог бы стать иллюстратором, — говорил он, пока она рисовала мышцы и кости. — Врачи спасают тела, а художники — души».
Но «Виаросос» не отпускал. Однажды главарь банды, Эль Сьерво, вызвал Карлоса: «Ты слишком мягок. Докажи, что достоин быть с нами — подожги склад конкурентов». Тот отказался. «Тогда мы заберём Алисию», — Эль Сьерво показал фото его сестры, идущей из школы.
В ту ночь Карлос пришёл к Лизе с окровавленными костяшками. «Бежим. Сегодня, — умолял он. — У меня есть деньги на билеты в Мексику». Но Лиза только что узнала, что беременна. «Если мы сбежим, они убьют твою сестру. А я не хочу, чтобы наш ребёнок родился в страхе», — она положила его ладонь себе на живот.
Через неделю Карлос поджёг склад. В огне погибли двое детей — сыновья владельца. Алисию это не спасло: узнав о поступке брата, она бросилась под грузовик. Карлос, обвинённый бандой в «нерешительности», получил пулю в грудь во время налёта на инкассаторов. Перед смертью он успел послать Лизе записку, спрятанную в банке с краской: «Назови его Марком. Чтобы помнил, что даже во тьме есть свет (мар — «море» по-испански, а море отражает луну)».
II - Детство
Марк родился в январе 1996-го. Первые воспоминания — ржавые стены гаража, где мать шила сумки из старых ремней, и её песни под радио, заглушавшие выстрелы за окном. В пять лет он нарисовал на картоне семью: папу с крыльями, маму с сияющим лицом, себя — с чёрным квадратом вместо головы. «Это твоя маска, малыш, — прошептала Лиза, — иногда мы прячем то, что слишком красиво для этого мира». Она не знала, как буквально сбудутся её слова.
В семь лет Марк впервые столкнулся с насилием: бандиты ворвались в гараж, требуя долги Карлоса. Лиза, прикрыв сына телом, получила удар ножом в плечо. Кровь капала на его щёку, смешиваясь со слезами. «Не смотри», — приказала она, но он смотрел, запоминая каждый гримас боли на её лице.
Роковая ночь наступила в канун его 12-летия. Лиза, работавшая уборщицей в клинике, принесла домой брошенный учебник анатомии. Марк листал его при свете керосиновой лампы, когда в дверь вломились двое в балаклавах. «Карлос должен был нам 50 тысяч. Ты расплатишься сыном», — один из них схватил Марка за волосы. Лиза бросилась на них с кухонным ножом, но её отшвырнули в стену. Марк, вырываясь, опрокинул лампу. Огонь поглотил помещение за секунды.
Он помнит запах горелой кожи — своей и чужой. Как один из нападавших, объятый пламенем, выбил окно. Как мать, с обугленной рукой, толкнула его в пролом: «Беги!» Её последние слова растворились в треске горящего бензина. Марк бежал, чувствуя, как лицо горит, будто кто-то вливает расплавленный свинец в трещины черепа.
III - Юность
Ожоги третьей степени на 65% лица. Три месяца в государственной больнице, где медсёстры шептались, что он «чудом выжил», но «теперь монстр». Пластические операции? Для бездомного ребёнка из гетто — фантастика. Социальные работники определили его в приют «Святой Иезекииль», где пастор называл шрамы «печатью дьявола» и заставлял молиться за очищение.
В 13 Марк сбежал. Жил на свалке, собирал металлолом. Однажды в груде мусора нашёл кожаную маску мотоциклиста — чёрную, с ремнями, закрывавшую всё, кроме рта и глаз. Сначала это была защита от ветра, потом — от взглядов. За маской он перестал быть «уродом». Уличные торговцы звали его «Фантомом»; дети боялись, взрослые избегали. Лишь старый беззубый библиотекарь, выменивавший книги на сигареты, дал ему совет: «Если хочешь, чтобы тебя видели, стань незаменимым. Врачи не носят масок, но их руки важнее лиц».
В 15 он устроился уборщиком в клинику «Санрайз». Ночью, пока хирурги спали, Марк пробирался в архив, изучал учебники. Однажды застал его доктор Альварес — пожилой терапевт с лицом, изборождённым морщинами глубже, чем шрамы Марка. «Ты знаешь, что антисептик надо наносить от центра к краям? — указал он на неправильно обработанный порез на руке мальчика. — Хочешь, научу?»
Альварес стал единственным человеком, видевшим Марка без маски. «Боль — это не враг, — говорил он, показывая, как накладывать швы. — Она как пожарная сигнализация: кричит, чтобы ты спас то, что ещё живо».
В 17 Марк сдал экзамены на сертификат фельдшера. В тот же день Альварес умер от инфаркта. В кармане его халата нашли записку: «Твои шрамы — не напоминание о прошлом. Это карта, показывающая, куда идти, чтобы другие не теряли лица».
IV - Молодость
Университетские годы стали для Марка войной на два фронта. В аудиториях он сражался с анатомией, в коридорах — с людьми, чьи взгляды буравили маску, словно пытаясь сорвать её силой мысли. Однажды, после лекции по травматологии, к нему подошла Сара — рыжеволосая однокурсница с веснушками и ямочками на щеках. «Ты похож на героя из моей любимой готической поэмы, — сказала она, не моргнув глазом. — Тот тоже прятал лицо, потому что его любовь могла убивать». Марк отвернулся, сжимая учебник до хруста костяшек: «Поэмы врут. Люди прячутся не из романтики, а из страха».
Но Сара не отступала. Она приносила ему кофе, оставляла в шкафчике записки с цитатами из Камю, однажды подарила чёрные кожаные перчатки. «Чтобы твои руки не мёрзли, — пояснила она. — Они слишком важны, чтобы дрожать от холода». Он начал ждать этих моментов — тихих, как хирургические нити, — но когда она коснулась его маски, отпрянул, как от огня. «Я не хочу, чтобы ты видела... что под этим», — прошипел он. «А я не хочу, чтобы ты думал, что это важно», — ответила она.
И всё же он не решился. В ночь перед выпускным Сара позвонила ему, рыдая: её брата застрелили в переулке за долги. Марк, не спрашивая, примчался в больницу. Он стоял за стеклом реанимации, наблюдая, как врачи борются за жизнь парня, чья кровь напоминала ему о матери. Когда монитор запищал ровной линией, Сара вцепилась ему в рукав: «Сними маску. Хочу видеть лицо человека, который... который просто *был* рядом». Он убежал. Наутро узнал, что она забрала документы и уехала в Канаду.
Профессор Грей, заметив его подавленность, отвела в архив. «Вы знаете, почему хирурги носят маски? — спросила она, доставая фото 1918 года: врачи в марлевых повязках. — Не для защиты себя. Чтобы их дыхание не убило пациентов. Ваша маска — не щит, Марк. Это фильтр. Вы отсекаете всё, что может навредить тем, кого спасаете».
Но однажды фильтр дал сбой. На операционный стол попал мальчик лет семи с ножевым ранением в живот — сын лидера «Виаросос». Марк, увидев на груди ребёнка кулон в виде пылающего черепа (символ банды, убившей его мать), замер. Рука со скальпелем задрожала. «Доктор Тейт?» — позвала анестезиолог. Он закрыл глаза, представив, как Лиза толкает его в окно гаражной тьмы. Разрез был идеальным.
V - Настоящее время
Клиника «Санрайз» стала его крепостью. На пятом этаже, за дверью с табличкой «Доктор Т.», Марк хранил три вещи: обгоревший учебник анатомии, фото Лизы в пластиковой рамке и коробку чёрных масок, сшитых на заказ. Пациенты обожали его за молчаливую бережность. «Он как терминатор, — шутил старик с гангреной, — только вместо железа — доброта».
Но однажды осенью 2023-го в его жизнь ворвалось прошлое. В приёмное отделение доставили подростка с огнестрельным ранением — того самого, что когда-то рисовал карикатуры «Доктор Смерть». Теперь он умирал, сжимая в руке фотографию новорождённой дочери. Марк оперировал его 11 часов, удаляя осколки пули, застрявшие у позвоночника. Когда юноша пришёл в себя, он узнал хирурга: «Вы... вы ведь тот парень из университета. Почему вы никогда не...»
«Снимаю маску? — закончил за него Марк, меняя повязку. — Представь, что твоё лицо — это открытая рана. Каждый взгляд — словно соль, сыплющаяся в неё. Маска — мой бинт».
«Но раны заживают, доктор», — прошептал парень.
На следующее утро Марк нашёл в своей раздевалке конверт. Внутри — детский рисунок: улыбающийся человек в чёрной маске, спасающий землю от огня. На обороте — каракули: «Спасибо за папу. Ты не страшный».
В ту ночь он впервые за 20 лет поехал в Ранхельдо-Хайтс. Гараж Лизы снесли, построив автостоянку. Марк сел на тротуар, снял маску и приложил ладонь к щеке. Прохожий, заметив шрамы, перешёл на другую сторону. «Всё ещё страшно, — усмехнулся Марк. — Но, мама... кажется, я нашёл, как сделать эту боль полезной».
На рассвете он вернулся в клинику. В лифте столкнулся с новой медсестрой — девушкой с веснушками и ямочками на щеках. «Доктор Тейт? — улыбнулась она. — Меня зовут Сара. Кажется, мы когда-то...»
Лифт дёрнулся, свет мигнул. Марк, машинально поправив маску, кивнул: «Рад вас видеть. Пойдёмте, покажу отделение».
Он не снял маску. Но впервые задумался, что под ней, кроме шрамов, есть что-то, достойное света.
VI - Итог
Mark Tate может носить маску в гос. структурах из-за шрамов на лице (обязательна пометка в мед. карте).
Дата рождения: 12.01.1996
Семейное положение: не женат
Рост: 185
Вес: 75
Цвет волос: черный
Цвет глаз: зелёные
Национальность: Американец
I - Родители
Лиза Тейт (в девичестве Морган) выросла в трейлере на окраине Лос-Сантоса. Её мать, Элейн, работала уборщицей в кинотеатре «Глори», стирая с полов следы попкорна и чужого веселья. Отец исчез ещё до её рождения, оставив после себя только потёртый экземпляр «Над пропастью во ржи» с надписью на форзаце: «Когда вырастешь — сожги эту книгу. Мир любит только красивых». Лиза ненавидела эту фразу. В 14 лет она заклеила ею дыру в стене, а вместо этого нарисовала на потолке звёзды — светящейся краской, украденной из магазина для художников.
Её талант заметила учительница литературы, миссис Кларк. «Ты видишь мир через трещины, — сказала она, разглядывая эскиз Лизы, где лицо девушки было разбито на осколки, как витраж. — Но осторожно: если слишком долго смотреть в трещины, можно упасть». Лиза не послушалась. Она начала рисовать граффити на стенах Ранхельдо-Хайтс, превращая подъезды в порталы в другие миры: летающие киты над руинами, девушки с глазами-галактиками. Именно там её заметил Карлос Мендоза.
Карлос был старшим сыном в семье мигрантов из Гвадалахары. Его отец погиб, защищая ларек от рэкета, мать спилась, и в 15 лет Карлос вступил в «Виаросос» — не из жажды власти, а чтобы оплачивать лечение младшей сестры, Алисии, у которой от стрельбы по ночам началась эпилепсия. Он был тихим «солдатом»: не пил, не кололся, а деньги прятал в банку из-под кофе, зарытую под кактусом во дворе. Его страстью были комиксы: в потрёпанной тетради он рисовал историю человека в плаще, который ночью становился тенью, чтобы спасать детей из горящих домов.
Они встретились в марте 1991-го. Карлос патрулировал район, когда увидел, как Лиза, стоя на ящике из-под апельсинов, рисует на стене магазина гигантскую розу с шипами из колючей проволоки. «Это запрещено, — сказал он, но не двинулся с места. — Босс прикажет закрасить».
«Значит, ты сделаешь это?» — она повернулась, и он увидел, что её щека в синяке (след от пьяного соседа, ударившего её за «шум»). Карлос молча взял баллончик и добавил к розе капли росы, похожие на слёзы.
Их роман был тайным. По ночам Карлос приходил к её трейлеру, принося краски и книги по анатомии, которые Лиза копировала в альбом. «Ты мог бы стать иллюстратором, — говорил он, пока она рисовала мышцы и кости. — Врачи спасают тела, а художники — души».
Но «Виаросос» не отпускал. Однажды главарь банды, Эль Сьерво, вызвал Карлоса: «Ты слишком мягок. Докажи, что достоин быть с нами — подожги склад конкурентов». Тот отказался. «Тогда мы заберём Алисию», — Эль Сьерво показал фото его сестры, идущей из школы.
В ту ночь Карлос пришёл к Лизе с окровавленными костяшками. «Бежим. Сегодня, — умолял он. — У меня есть деньги на билеты в Мексику». Но Лиза только что узнала, что беременна. «Если мы сбежим, они убьют твою сестру. А я не хочу, чтобы наш ребёнок родился в страхе», — она положила его ладонь себе на живот.
Через неделю Карлос поджёг склад. В огне погибли двое детей — сыновья владельца. Алисию это не спасло: узнав о поступке брата, она бросилась под грузовик. Карлос, обвинённый бандой в «нерешительности», получил пулю в грудь во время налёта на инкассаторов. Перед смертью он успел послать Лизе записку, спрятанную в банке с краской: «Назови его Марком. Чтобы помнил, что даже во тьме есть свет (мар — «море» по-испански, а море отражает луну)».
II - Детство
Марк родился в январе 1996-го. Первые воспоминания — ржавые стены гаража, где мать шила сумки из старых ремней, и её песни под радио, заглушавшие выстрелы за окном. В пять лет он нарисовал на картоне семью: папу с крыльями, маму с сияющим лицом, себя — с чёрным квадратом вместо головы. «Это твоя маска, малыш, — прошептала Лиза, — иногда мы прячем то, что слишком красиво для этого мира». Она не знала, как буквально сбудутся её слова.
В семь лет Марк впервые столкнулся с насилием: бандиты ворвались в гараж, требуя долги Карлоса. Лиза, прикрыв сына телом, получила удар ножом в плечо. Кровь капала на его щёку, смешиваясь со слезами. «Не смотри», — приказала она, но он смотрел, запоминая каждый гримас боли на её лице.
Роковая ночь наступила в канун его 12-летия. Лиза, работавшая уборщицей в клинике, принесла домой брошенный учебник анатомии. Марк листал его при свете керосиновой лампы, когда в дверь вломились двое в балаклавах. «Карлос должен был нам 50 тысяч. Ты расплатишься сыном», — один из них схватил Марка за волосы. Лиза бросилась на них с кухонным ножом, но её отшвырнули в стену. Марк, вырываясь, опрокинул лампу. Огонь поглотил помещение за секунды.
Он помнит запах горелой кожи — своей и чужой. Как один из нападавших, объятый пламенем, выбил окно. Как мать, с обугленной рукой, толкнула его в пролом: «Беги!» Её последние слова растворились в треске горящего бензина. Марк бежал, чувствуя, как лицо горит, будто кто-то вливает расплавленный свинец в трещины черепа.
III - Юность
Ожоги третьей степени на 65% лица. Три месяца в государственной больнице, где медсёстры шептались, что он «чудом выжил», но «теперь монстр». Пластические операции? Для бездомного ребёнка из гетто — фантастика. Социальные работники определили его в приют «Святой Иезекииль», где пастор называл шрамы «печатью дьявола» и заставлял молиться за очищение.
В 13 Марк сбежал. Жил на свалке, собирал металлолом. Однажды в груде мусора нашёл кожаную маску мотоциклиста — чёрную, с ремнями, закрывавшую всё, кроме рта и глаз. Сначала это была защита от ветра, потом — от взглядов. За маской он перестал быть «уродом». Уличные торговцы звали его «Фантомом»; дети боялись, взрослые избегали. Лишь старый беззубый библиотекарь, выменивавший книги на сигареты, дал ему совет: «Если хочешь, чтобы тебя видели, стань незаменимым. Врачи не носят масок, но их руки важнее лиц».
В 15 он устроился уборщиком в клинику «Санрайз». Ночью, пока хирурги спали, Марк пробирался в архив, изучал учебники. Однажды застал его доктор Альварес — пожилой терапевт с лицом, изборождённым морщинами глубже, чем шрамы Марка. «Ты знаешь, что антисептик надо наносить от центра к краям? — указал он на неправильно обработанный порез на руке мальчика. — Хочешь, научу?»
Альварес стал единственным человеком, видевшим Марка без маски. «Боль — это не враг, — говорил он, показывая, как накладывать швы. — Она как пожарная сигнализация: кричит, чтобы ты спас то, что ещё живо».
В 17 Марк сдал экзамены на сертификат фельдшера. В тот же день Альварес умер от инфаркта. В кармане его халата нашли записку: «Твои шрамы — не напоминание о прошлом. Это карта, показывающая, куда идти, чтобы другие не теряли лица».
IV - Молодость
Университетские годы стали для Марка войной на два фронта. В аудиториях он сражался с анатомией, в коридорах — с людьми, чьи взгляды буравили маску, словно пытаясь сорвать её силой мысли. Однажды, после лекции по травматологии, к нему подошла Сара — рыжеволосая однокурсница с веснушками и ямочками на щеках. «Ты похож на героя из моей любимой готической поэмы, — сказала она, не моргнув глазом. — Тот тоже прятал лицо, потому что его любовь могла убивать». Марк отвернулся, сжимая учебник до хруста костяшек: «Поэмы врут. Люди прячутся не из романтики, а из страха».
Но Сара не отступала. Она приносила ему кофе, оставляла в шкафчике записки с цитатами из Камю, однажды подарила чёрные кожаные перчатки. «Чтобы твои руки не мёрзли, — пояснила она. — Они слишком важны, чтобы дрожать от холода». Он начал ждать этих моментов — тихих, как хирургические нити, — но когда она коснулась его маски, отпрянул, как от огня. «Я не хочу, чтобы ты видела... что под этим», — прошипел он. «А я не хочу, чтобы ты думал, что это важно», — ответила она.
И всё же он не решился. В ночь перед выпускным Сара позвонила ему, рыдая: её брата застрелили в переулке за долги. Марк, не спрашивая, примчался в больницу. Он стоял за стеклом реанимации, наблюдая, как врачи борются за жизнь парня, чья кровь напоминала ему о матери. Когда монитор запищал ровной линией, Сара вцепилась ему в рукав: «Сними маску. Хочу видеть лицо человека, который... который просто *был* рядом». Он убежал. Наутро узнал, что она забрала документы и уехала в Канаду.
Профессор Грей, заметив его подавленность, отвела в архив. «Вы знаете, почему хирурги носят маски? — спросила она, доставая фото 1918 года: врачи в марлевых повязках. — Не для защиты себя. Чтобы их дыхание не убило пациентов. Ваша маска — не щит, Марк. Это фильтр. Вы отсекаете всё, что может навредить тем, кого спасаете».
Но однажды фильтр дал сбой. На операционный стол попал мальчик лет семи с ножевым ранением в живот — сын лидера «Виаросос». Марк, увидев на груди ребёнка кулон в виде пылающего черепа (символ банды, убившей его мать), замер. Рука со скальпелем задрожала. «Доктор Тейт?» — позвала анестезиолог. Он закрыл глаза, представив, как Лиза толкает его в окно гаражной тьмы. Разрез был идеальным.
V - Настоящее время
Клиника «Санрайз» стала его крепостью. На пятом этаже, за дверью с табличкой «Доктор Т.», Марк хранил три вещи: обгоревший учебник анатомии, фото Лизы в пластиковой рамке и коробку чёрных масок, сшитых на заказ. Пациенты обожали его за молчаливую бережность. «Он как терминатор, — шутил старик с гангреной, — только вместо железа — доброта».
Но однажды осенью 2023-го в его жизнь ворвалось прошлое. В приёмное отделение доставили подростка с огнестрельным ранением — того самого, что когда-то рисовал карикатуры «Доктор Смерть». Теперь он умирал, сжимая в руке фотографию новорождённой дочери. Марк оперировал его 11 часов, удаляя осколки пули, застрявшие у позвоночника. Когда юноша пришёл в себя, он узнал хирурга: «Вы... вы ведь тот парень из университета. Почему вы никогда не...»
«Снимаю маску? — закончил за него Марк, меняя повязку. — Представь, что твоё лицо — это открытая рана. Каждый взгляд — словно соль, сыплющаяся в неё. Маска — мой бинт».
«Но раны заживают, доктор», — прошептал парень.
На следующее утро Марк нашёл в своей раздевалке конверт. Внутри — детский рисунок: улыбающийся человек в чёрной маске, спасающий землю от огня. На обороте — каракули: «Спасибо за папу. Ты не страшный».
В ту ночь он впервые за 20 лет поехал в Ранхельдо-Хайтс. Гараж Лизы снесли, построив автостоянку. Марк сел на тротуар, снял маску и приложил ладонь к щеке. Прохожий, заметив шрамы, перешёл на другую сторону. «Всё ещё страшно, — усмехнулся Марк. — Но, мама... кажется, я нашёл, как сделать эту боль полезной».
На рассвете он вернулся в клинику. В лифте столкнулся с новой медсестрой — девушкой с веснушками и ямочками на щеках. «Доктор Тейт? — улыбнулась она. — Меня зовут Сара. Кажется, мы когда-то...»
Лифт дёрнулся, свет мигнул. Марк, машинально поправив маску, кивнул: «Рад вас видеть. Пойдёмте, покажу отделение».
Он не снял маску. Но впервые задумался, что под ней, кроме шрамов, есть что-то, достойное света.
VI - Итог
Mark Tate может носить маску в гос. структурах из-за шрамов на лице (обязательна пометка в мед. карте).
Последнее редактирование:
