- Автор темы
- #1
Основная информация.
Имя : Carry Outsetez
Пол : Мужской
Возраст : 55
Дата рождения: 16.09.1970
Внешние признаки:
Паспорт
Родители
Семья Аутсетез никогда не была богата, но всегда жила с достоинством. Отец, Ричард, родом из Лос-Сантоса , Он работал мастером по реставрации оружия — человек, который мог вдохнуть жизнь в древний клинок или ржавый револьвер, что пролежал под землёй десятилетия. У него была мастерская на окраине города, пропахшая металлом, маслом и древесиной. Он часто говорил сыну:“У каждой вещи есть душа. Просто не все умеют её услышать.”
Мать, Лиза, была архивистом. Работала в городской библиотеке, занималась каталогизацией редких изданий. Она была спокойной, умной женщиной, которая верила, что прошлое нужно не забывать, а изучать. Каждый вечер она читала сыну книги — про старые города, великие войны, людей, которые прятали свои страхи за храбростью.
Семья жила скромно, но с теплом. Не было громких ссор, не было показного счастья — просто тишина, уважение и труд. Родители часто спорили о том, зачем людям нужно сохранять старое. Отец говорил — “чтобы помнить”, мать — “чтобы не повторять”. Кэрри тогда ещё не понимал, насколько оба были правы.
Детство
Кэрри рос в Лос-Сантосе, в старом доме с деревянным крыльцом. Он не был ребёнком улиц — всегда держался особняком, не любил шум, предпочитал наблюдать. Вместо футбольного мяча у него в руках чаще был гаечный ключ или старый пистолет, который он разбирал вместе с отцом.Он часто сидел в мастерской, слушая, как отец рассказывает о происхождении тех или иных предметов — японских катан, немецких кортиков, американских револьверов времён фронтира. Каждый клинок имел историю, каждое оружие — память о человеке, что держал его. Кэрри впитывал это, как губка.
Когда ему было 12, отец впервые доверил ему восстановить небольшой охотничий нож. Руки дрожали, но работа получилась аккуратной. На лезвии остался едва заметный отпечаток его пальца — след, который он потом считал символом начала своего пути.
В школе он не выделялся. Тихий, рассудительный, немного замкнутый. Учителя его уважали за дисциплину и внимание к деталям. Другие дети считали “странным” — мол, зачем тебе эти старые железки, когда вокруг современные вещи? Но Кэрри знал: время идёт, а смысл — вечен.
Образование
После школы он поступил в технический колледж на реставратора металла. Не ради диплома — ради знаний. Параллельно подрабатывал в антикварной лавке в Вайнвуде. Там он впервые столкнулся с настоящими коллекционерами — богатыми, надменными, но одержимыми своей страстью. Он наблюдал, слушал, учился отличать подделку от подлинника, чувствовать материал, распознавать историю по мельчайшим деталям.На втором курсе Кэрри познакомился с бывшим военным инженером, Артуром. Тот работал в частной компании, занимавшейся ремонтом исторического оружия. Артур стал для него наставником. Он говорил:
“Коллекционер — не тот, кто владеет. Коллекционер — тот, кто понимает.”
Кэрри быстро стал лучшим учеником. Он участвовал в реставрации редких экспонатов, ездил на выставки, писал статьи о сохранении исторического вооружения. К двадцати пяти годам у него уже была собственная небольшая коллекция — десяток предметов с разными судьбами: старинный револьвер, найденный в пустыне Блейн-Каунти, японская маска-кабуто, обгоревшая в пожаре, и маленький швейцарский нож, принадлежавший его деду.
Взрослая жизнь
После смерти родителей Кэрри унаследовал мастерскую отца. Он не стал её продавать — наоборот, восстановил. Сделал из неё не просто место работы, а архив памяти. На стенах — маски, на полках — оружие, каждое с подписью и датой. Он стал известен среди частных коллекционеров Лос-Сантоса, как “тихий реставратор”.Внешне Кэрри всегда был собран, вежлив, но внутри носил груз. Потеря семьи дала ему чувство пустоты, которое он не пытался заполнять людьми. Вместо этого — предметами. Каждая вещь, которую он спасал, будто возвращала ему частичку прошлого.
Маска появилась после пожара в его мастерской. Тогда он пытался спасти редкий артефакт — шлем времён Второй мировой, но пламя вспыхнуло слишком быстро. Кэрри получил ожоги на лице и шее. После лечения шрамы остались. Врачи говорили — “косметика поможет”, но он выбрал другое.
Он выковал себе маску сам — из обожжённого металла, найденного в том самом пожаре. Она стала символом не боли, а выживания. С тех пор он не снимал её на публике.
Сначала люди думали, что это позёрство. Потом — что скрытность. Но те, кто знал Кэрри, понимали: маска — это не защита от мира, это память о том, что уже не вернуть.
Он продолжил собирать и восстанавливать оружие. Его коллекция стала известна в узких кругах. Говорят, у него есть предметы, которых нет даже в музеях: экспериментальные образцы, прототипы, старинные клинки с уникальной гравировкой. Но главное — каждая вещь подписана именем человека, которому она когда-то принадлежала.
Настоящее время
Сейчас Carry Outsetez живёт один, в доме на границе Сэнди-Шорс и Палето-Бэй. Дом снаружи выглядит просто — старая постройка, окна занавешены, вокруг — песок и редкие кусты. Но внутри — настоящий музей. Каждая стена — история. В одной комнате — коллекция оружия, в другой — маски, третья — библиотека, где хранятся архивы, заметки, письма, старые фото.Он редко выходит без маски. В ней он ездит на встречи, работает, проводит реставрации. Не потому, что боится — потому что чувствует себя целым, только когда она на нём. Для него маска — не символ страха, а способ держать границу между прошлым и настоящим.
Коллекционеры обращаются к нему за помощью, военные — за советом, музеи — за экспертизой. Кэрри не любит славу. Он не продаёт свои вещи, только передаёт в дар, если считает, что предмет “готов уйти дальше”.
Говорят, по ночам, когда ветер свистит в старых окнах, он сидит в мастерской, протирает клинки и тихо разговаривает с ними — не словами, а мыслями. Он верит, что оружие хранит не смерть, а память о том, кто его держал.
Когда его однажды спросили, зачем ему маска, он ответил спокойно:
“Она не прячет лицо. Она хранит историю. Мою — и всех тех, кто был до меня.”
С тех пор Кэрри стал для многих в городе чем-то вроде легенды. Одни боятся его холодного взгляда из-под стали, другие — уважают. Но все знают: если к нему попасть в дом — значит, ты не просто гость. Ты — часть истории.
Иторг : Пометка в мед.карте
Родители
Семья Аутсетез никогда не была богата, но всегда жила с достоинством. Отец, Ричард, родом из Лос-Сантоса , Он работал мастером по реставрации оружия — человек, который мог вдохнуть жизнь в древний клинок или ржавый револьвер, что пролежал под землёй десятилетия. У него была мастерская на окраине города, пропахшая металлом, маслом и древесиной. Он часто говорил сыну:“У каждой вещи есть душа. Просто не все умеют её услышать.”
Мать, Лиза, была архивистом. Работала в городской библиотеке, занималась каталогизацией редких изданий. Она была спокойной, умной женщиной, которая верила, что прошлое нужно не забывать, а изучать. Каждый вечер она читала сыну книги — про старые города, великие войны, людей, которые прятали свои страхи за храбростью.
Семья жила скромно, но с теплом. Не было громких ссор, не было показного счастья — просто тишина, уважение и труд. Родители часто спорили о том, зачем людям нужно сохранять старое. Отец говорил — “чтобы помнить”, мать — “чтобы не повторять”. Кэрри тогда ещё не понимал, насколько оба были правы.
Детство
Кэрри рос в Лос-Сантосе, в старом доме с деревянным крыльцом. Он не был ребёнком улиц — всегда держался особняком, не любил шум, предпочитал наблюдать. Вместо футбольного мяча у него в руках чаще был гаечный ключ или старый пистолет, который он разбирал вместе с отцом.Он часто сидел в мастерской, слушая, как отец рассказывает о происхождении тех или иных предметов — японских катан, немецких кортиков, американских револьверов времён фронтира. Каждый клинок имел историю, каждое оружие — память о человеке, что держал его. Кэрри впитывал это, как губка.
Когда ему было 12, отец впервые доверил ему восстановить небольшой охотничий нож. Руки дрожали, но работа получилась аккуратной. На лезвии остался едва заметный отпечаток его пальца — след, который он потом считал символом начала своего пути.
В школе он не выделялся. Тихий, рассудительный, немного замкнутый. Учителя его уважали за дисциплину и внимание к деталям. Другие дети считали “странным” — мол, зачем тебе эти старые железки, когда вокруг современные вещи? Но Кэрри знал: время идёт, а смысл — вечен.
Образование
После школы он поступил в технический колледж на реставратора металла. Не ради диплома — ради знаний. Параллельно подрабатывал в антикварной лавке в Вайнвуде. Там он впервые столкнулся с настоящими коллекционерами — богатыми, надменными, но одержимыми своей страстью. Он наблюдал, слушал, учился отличать подделку от подлинника, чувствовать материал, распознавать историю по мельчайшим деталям.На втором курсе Кэрри познакомился с бывшим военным инженером, Артуром. Тот работал в частной компании, занимавшейся ремонтом исторического оружия. Артур стал для него наставником. Он говорил:
“Коллекционер — не тот, кто владеет. Коллекционер — тот, кто понимает.”
Кэрри быстро стал лучшим учеником. Он участвовал в реставрации редких экспонатов, ездил на выставки, писал статьи о сохранении исторического вооружения. К двадцати пяти годам у него уже была собственная небольшая коллекция — десяток предметов с разными судьбами: старинный револьвер, найденный в пустыне Блейн-Каунти, японская маска-кабуто, обгоревшая в пожаре, и маленький швейцарский нож, принадлежавший его деду.
Взрослая жизнь
После смерти родителей Кэрри унаследовал мастерскую отца. Он не стал её продавать — наоборот, восстановил. Сделал из неё не просто место работы, а архив памяти. На стенах — маски, на полках — оружие, каждое с подписью и датой. Он стал известен среди частных коллекционеров Лос-Сантоса, как “тихий реставратор”.Внешне Кэрри всегда был собран, вежлив, но внутри носил груз. Потеря семьи дала ему чувство пустоты, которое он не пытался заполнять людьми. Вместо этого — предметами. Каждая вещь, которую он спасал, будто возвращала ему частичку прошлого.
Маска появилась после пожара в его мастерской. Тогда он пытался спасти редкий артефакт — шлем времён Второй мировой, но пламя вспыхнуло слишком быстро. Кэрри получил ожоги на лице и шее. После лечения шрамы остались. Врачи говорили — “косметика поможет”, но он выбрал другое.
Он выковал себе маску сам — из обожжённого металла, найденного в том самом пожаре. Она стала символом не боли, а выживания. С тех пор он не снимал её на публике.
Сначала люди думали, что это позёрство. Потом — что скрытность. Но те, кто знал Кэрри, понимали: маска — это не защита от мира, это память о том, что уже не вернуть.
Он продолжил собирать и восстанавливать оружие. Его коллекция стала известна в узких кругах. Говорят, у него есть предметы, которых нет даже в музеях: экспериментальные образцы, прототипы, старинные клинки с уникальной гравировкой. Но главное — каждая вещь подписана именем человека, которому она когда-то принадлежала.
Настоящее время
Сейчас Carry Outsetez живёт один, в доме на границе Сэнди-Шорс и Палето-Бэй. Дом снаружи выглядит просто — старая постройка, окна занавешены, вокруг — песок и редкие кусты. Но внутри — настоящий музей. Каждая стена — история. В одной комнате — коллекция оружия, в другой — маски, третья — библиотека, где хранятся архивы, заметки, письма, старые фото.Он редко выходит без маски. В ней он ездит на встречи, работает, проводит реставрации. Не потому, что боится — потому что чувствует себя целым, только когда она на нём. Для него маска — не символ страха, а способ держать границу между прошлым и настоящим.
Коллекционеры обращаются к нему за помощью, военные — за советом, музеи — за экспертизой. Кэрри не любит славу. Он не продаёт свои вещи, только передаёт в дар, если считает, что предмет “готов уйти дальше”.
Говорят, по ночам, когда ветер свистит в старых окнах, он сидит в мастерской, протирает клинки и тихо разговаривает с ними — не словами, а мыслями. Он верит, что оружие хранит не смерть, а память о том, кто его держал.
Когда его однажды спросили, зачем ему маска, он ответил спокойно:
“Она не прячет лицо. Она хранит историю. Мою — и всех тех, кто был до меня.”
С тех пор Кэрри стал для многих в городе чем-то вроде легенды. Одни боятся его холодного взгляда из-под стали, другие — уважают. Но все знают: если к нему попасть в дом — значит, ты не просто гость. Ты — часть истории.
Итоги: ''Шрамы на лице'' и лицензия коллекционера
Последнее редактирование:
