- Автор темы
- #1
Основная информация
Ф.И.О: Mykhail Wallker
Пол: Мужской
Возраст: 25 год
Дата рождения: 30/07/1999
Паспорт -
2. Внешние признаки
Личное фото персонажа:
Национальность: Американец
Рост: 185 см
Цвет волос: Каштановый
Цвет глаз: Голубой
Телосложение: Атлетическое
Татуировки:
На правой руке татуировка под названием "Intrometric"
На левой руке татуировка под названием "Egyptian Mural"
Фото -
3. Родители
Михаил родился в южной части Лос-Сантоса — районе, где гудки фабрик звучат вместо петухов, где улицы не спят даже ночью, а воздух плотен от копоти и выхлопов. Его появление на свет не было ожидаемым событием — он стал скорее следствием, чем целью. Его отец, Райан Волкер, бывший армейский инженер-оружейник, вернулся с войны другим человеком. Он носил на себе не только татуировки с именами погибших товарищей, но и шрамы, которые никто не видел, кроме бутылки и тени на стене. В прошлом он был уважаемым специалистом — точным, расчётливым, гениальным в механике. Но в мирной жизни оказался чужим. Работа в небольшой мастерской при оружейной лавке едва ли компенсировала потерю цели.
Райан быстро соскользнул в бездну алкоголизма. Он не был злодеем, он просто не умел больше быть человеком. В его взгляде всегда горел огонь, но это был не свет надежды, а пепел прожитых кошмаров. Он редко разговаривал с сыном — чаще приказывал. Слова были резкими, движения — отрывистыми. Его любовь выражалась в странной форме: в проверке, как быстро Михаил сможет собрать пистолет с закрытыми глазами, а не в объятиях или сказках на ночь.
Мать, Диана, была его полной противоположностью. Медсестра с сердцем, способным вместить боль целого района. Она не судила Райана — она пыталась его лечить. И защищать Михаила — всеми силами. Именно она научила сына состраданию, терпению и молчаливой стойкости. Когда в доме звучали крики, она прикрывала уши сына и тихо пела. Когда отец в очередной раз срывался, она стояла между ними, как стена, пусть и хрупкая.
Дом Волкеров был наполнен противоречиями. Любовь и страх, забота и жестокость — всё существовало одновременно, как если бы кто-то пытался смешать лёд и пламя. И в этом хаосе Михаил рос, учась лавировать между взрывами эмоций и стремясь выжить не телом, а духом.
4. Детство
Детство Михаила нельзя назвать светлым. Оно было напряжённым, как натянутая струна, готовая в любой момент порваться. Он рано научился читать не только книги, но и жесты, мимику, звуки. Скрип входной двери мог сказать ему больше, чем слова. Тон отцовского голоса определял, будет ли ужин спокойным или лучше спрятаться в подвале. Михаил развил интуицию, почти животное чутьё на опасность.
Он быстро понял: тишина — это сигнал. Она не означала покой, она предвещала бурю. Умение распознавать предвестники беды стало его первой настоящей способностью. Он не играл с другими детьми, не строил замков из песка. Его замки были в голове — из холодного рассудка и чётких стратегий выживания.
Отец, несмотря на внутреннюю разрушенность, всё же делился с сыном своими знаниями. Он учил его обращаться с оружием, словно передавал старинный ремесленный навык. Не из любви, а из принципа: "Если хочешь выжить — должен уметь защититься". Михаил собирал пистолеты, разбирал старые ружья, учился точить ножи и распознавать неисправности по звуку. Эти навыки стали для него чем-то большим — они стали его якорем в мире, где всё постоянно рушилось.
В школе он держался особняком. Учителя сначала пытались наладить контакт, но вскоре сдавались. Михаил не был груб, он был слишком молчалив. Словно жил в мире, где слова значили меньше, чем действия. Его редкие сочинения отличались пугающей зрелостью — о войне, страхе, боли, и надежде, которая выглядит как ложь.
В пятнадцать лет его жизнь раскололась окончательно. Отец уснул с непотушенной сигаретой. Огонь вспыхнул мгновенно, охватив деревянный каркас дома. Диана разбудила Михаила и вытолкнула его через окно, несмотря на плотный дым и огонь, уже охвативший коридор. Она не успела выбраться. Райан тоже остался внутри — может, не хотел выходить. Дом сгорел дотла. Михаил выжил, но получил серьёзные ожоги на лице и плечах. После этого он стал носить маску. Не медицинскую, не декоративную — символическую. Маску, скрывающую не только изуродованную кожу, но и эмоции, боль, страх. Мир больше не имел права видеть его настоящим.
5. Образование
После трагедии Михаила определили в приют. Там он быстро понял: слабых ломают. Он не был самым сильным, но был самым внимательным. Учёба давалась легко, особенно математика, физика, история. Он мог запомнить целые страницы текста после одного прочтения. Педагоги сначала восхищались, потом начали опасаться — в его глазах не было ни мальчишеской радости, ни желания общения. Лишь холодное, почти машинальное любопытство.
Он избегал сверстников, редко вступал в разговоры. Вместо этого проводил время в библиотеках или исследовал старые склады, заброшенные постройки. Там он находил сломанные механизмы, инструменты, оставленные кем-то давно. Он чинил, разбирал, собирал — всё, что могло работать или быть опасным. Это было его формой обучения: самоучка, инженер, изобретатель и выживальщик в одном лице.
Михаил не искал наставников — он сам стал для себя учителем. Он читал о войнах, разведке, оружейном деле. Ему был интересен не только сам механизм, но и психология: как люди ведут себя под давлением, почему принимают решения в критических ситуациях. У него начали формироваться принципы. Он не любил насилие — но принимал его как неизбежность. Он не жаждал власти — но понимал её цену.
В 17 лет он исчез из приюта, оставив записку с фальшивыми документами. Он записался в армию под чужим именем. Не потому что хотел быть героем. Потому что не видел иного выхода. Он искал дисциплину, структуру, смысл. И нашёл.
6. Взрослая жизнь
Служба в армии стала для Михаила суровой, но родной средой. Он мгновенно выделился на фоне других. Его не нужно было учить — он впитывал всё, что касалось тактики, стрельбы, взрывных устройств и логистики. Он был не просто солдатом — он стал мозгом отряда. Его перевели в разведывательно-диверсионное подразделение, где его навыки нашли применение. Там он впервые ощутил, что может быть полезен.
В бою он действовал точно и безэмоционально. Его сослуживцы уважали его молчание — оно не было высокомерием, оно было концентрацией. Михаил разрабатывал маршруты, закладывал ловушки, обезвреживал мины. В полевых условиях он мог из подручных материалов собрать детонатор или взломать замок без единого шума.
Но армия — не место, где можно исцелиться. Через четыре года Михаил добровольно покинул службу, получив почётную отставку. Он вернулся в Лос-Сантос, не как беглец, а как человек, готовый встретиться с прошлым.
Он арендовал старый склад на окраине города и переоборудовал его под мастерскую. Там он начал собирать оружие — восстанавливать, улучшать, конструировать с нуля. Это стало его медитацией. Металл, смазка, древесина — всё это было для него не просто материалами, а воспоминаниями, уроками, частью его сущности.
Со временем в мастерскую начали приходить странные клиенты. Кто-то просил модифицировать редкий карабин. Кто-то — найти украденный артефакт. Кто-то — узнать, кто стоит за исчезновением человека. Так родился его второй путь — путь следопыта. Не частного детектива в классическом смысле, а специалиста по поиску правды, даже если она скрыта за стенами из лжи.
7. Настоящее время
Михаил Волкер стал фигурой, о которой говорили вполголоса. Не как о преступнике или герое — скорее как о феномене. Его услуги стоили недёшево, но он никогда не брался за работу, если считал заказчика недостойным. У него был внутренний кодекс — не написанный, но твёрдый как бетон. Он не работал на мафию, не помогал чиновникам, не ввязывался в политические игры. Его интересовали только те, кто не мог защититься сам.
Иногда его обвиняли в самосуде. Иногда — в равнодушии. Но правда была сложнее. Михаил не стремился быть справедливым. Он стремился быть нужным. Тихо, точно, без пафоса. Он жил на грани света и тени, появляясь в нужный момент, словно призрак. В его мастерской всегда горел свет — даже ночью. Металл на верстаке был тёплым от его рук.
Он жил один, не из-за страха близости, а из-за нежелания ставить кого-то под угрозу. Его врагов было немного, но все — опасны. За ним не охотились толпы, потому что он не оставлял следов. Но те, кто знал, кто он — уважали, даже если ненавидели.
Маска, которую он носил, стала частью его легенды. Её дизайн менялся с годами, но суть оставалась прежней: это был щит, знак, символ воли. Его лицо давно стало частью прошлого — теперь его знали по голосу, по походке, по взгляду, который ощущался даже через прорези.
8. Личная жизнь
О личной жизни Михаила трудно говорить — она скорее отсутствовала, чем была. Он не был холоден или жесток, просто не умел открываться. Один-единственный роман был в его жизни — с Ланой, реставраторкой из городского музея. Её интерес к оружию и старине сблизил их. Она говорила о красоте вещей, которые он считал лишь инструментами. С ней он чувствовал покой, которого не знал раньше. Но этот покой оказался недолгим.
Михаил не умел быть рядом. Он исчезал, замыкался, молчал сутками. Лана пыталась понять, но в какой-то момент поняла — он ещё не готов. Или никогда не будет.
Теперь Михаил не ищет любви. Он не бежит от одиночества — он научился жить в нём. Но в самые тихие ночи, когда в мастерской царит полумрак, а дождь барабанит по крыше, он всё ещё слышит голос матери, шёпотом поющий старую колыбельную. И, может быть, в глубине души, он всё ещё верит, что однажды сможет снять маску.
9. Итоги биографии
Mykhail Wallker – может носить маску на постоянной основе в гос. структурах из-за шрама на лице ((Обязательно одобрение лидера фракции и пометка в мед. Карте)) (исключение: Government)
Mykhail Wallker – может получить лицензию коллекционировать оружие в связи со своими увлечениями
Ф.И.О: Mykhail Wallker
Пол: Мужской
Возраст: 25 год
Дата рождения: 30/07/1999
Паспорт -
2. Внешние признаки
Личное фото персонажа:
Национальность: Американец
Рост: 185 см
Цвет волос: Каштановый
Цвет глаз: Голубой
Телосложение: Атлетическое
Татуировки:
На правой руке татуировка под названием "Intrometric"
На левой руке татуировка под названием "Egyptian Mural"
Фото -
3. Родители
Михаил родился в южной части Лос-Сантоса — районе, где гудки фабрик звучат вместо петухов, где улицы не спят даже ночью, а воздух плотен от копоти и выхлопов. Его появление на свет не было ожидаемым событием — он стал скорее следствием, чем целью. Его отец, Райан Волкер, бывший армейский инженер-оружейник, вернулся с войны другим человеком. Он носил на себе не только татуировки с именами погибших товарищей, но и шрамы, которые никто не видел, кроме бутылки и тени на стене. В прошлом он был уважаемым специалистом — точным, расчётливым, гениальным в механике. Но в мирной жизни оказался чужим. Работа в небольшой мастерской при оружейной лавке едва ли компенсировала потерю цели.
Райан быстро соскользнул в бездну алкоголизма. Он не был злодеем, он просто не умел больше быть человеком. В его взгляде всегда горел огонь, но это был не свет надежды, а пепел прожитых кошмаров. Он редко разговаривал с сыном — чаще приказывал. Слова были резкими, движения — отрывистыми. Его любовь выражалась в странной форме: в проверке, как быстро Михаил сможет собрать пистолет с закрытыми глазами, а не в объятиях или сказках на ночь.
Мать, Диана, была его полной противоположностью. Медсестра с сердцем, способным вместить боль целого района. Она не судила Райана — она пыталась его лечить. И защищать Михаила — всеми силами. Именно она научила сына состраданию, терпению и молчаливой стойкости. Когда в доме звучали крики, она прикрывала уши сына и тихо пела. Когда отец в очередной раз срывался, она стояла между ними, как стена, пусть и хрупкая.
Дом Волкеров был наполнен противоречиями. Любовь и страх, забота и жестокость — всё существовало одновременно, как если бы кто-то пытался смешать лёд и пламя. И в этом хаосе Михаил рос, учась лавировать между взрывами эмоций и стремясь выжить не телом, а духом.
4. Детство
Детство Михаила нельзя назвать светлым. Оно было напряжённым, как натянутая струна, готовая в любой момент порваться. Он рано научился читать не только книги, но и жесты, мимику, звуки. Скрип входной двери мог сказать ему больше, чем слова. Тон отцовского голоса определял, будет ли ужин спокойным или лучше спрятаться в подвале. Михаил развил интуицию, почти животное чутьё на опасность.
Он быстро понял: тишина — это сигнал. Она не означала покой, она предвещала бурю. Умение распознавать предвестники беды стало его первой настоящей способностью. Он не играл с другими детьми, не строил замков из песка. Его замки были в голове — из холодного рассудка и чётких стратегий выживания.
Отец, несмотря на внутреннюю разрушенность, всё же делился с сыном своими знаниями. Он учил его обращаться с оружием, словно передавал старинный ремесленный навык. Не из любви, а из принципа: "Если хочешь выжить — должен уметь защититься". Михаил собирал пистолеты, разбирал старые ружья, учился точить ножи и распознавать неисправности по звуку. Эти навыки стали для него чем-то большим — они стали его якорем в мире, где всё постоянно рушилось.
В школе он держался особняком. Учителя сначала пытались наладить контакт, но вскоре сдавались. Михаил не был груб, он был слишком молчалив. Словно жил в мире, где слова значили меньше, чем действия. Его редкие сочинения отличались пугающей зрелостью — о войне, страхе, боли, и надежде, которая выглядит как ложь.
В пятнадцать лет его жизнь раскололась окончательно. Отец уснул с непотушенной сигаретой. Огонь вспыхнул мгновенно, охватив деревянный каркас дома. Диана разбудила Михаила и вытолкнула его через окно, несмотря на плотный дым и огонь, уже охвативший коридор. Она не успела выбраться. Райан тоже остался внутри — может, не хотел выходить. Дом сгорел дотла. Михаил выжил, но получил серьёзные ожоги на лице и плечах. После этого он стал носить маску. Не медицинскую, не декоративную — символическую. Маску, скрывающую не только изуродованную кожу, но и эмоции, боль, страх. Мир больше не имел права видеть его настоящим.
5. Образование
После трагедии Михаила определили в приют. Там он быстро понял: слабых ломают. Он не был самым сильным, но был самым внимательным. Учёба давалась легко, особенно математика, физика, история. Он мог запомнить целые страницы текста после одного прочтения. Педагоги сначала восхищались, потом начали опасаться — в его глазах не было ни мальчишеской радости, ни желания общения. Лишь холодное, почти машинальное любопытство.
Он избегал сверстников, редко вступал в разговоры. Вместо этого проводил время в библиотеках или исследовал старые склады, заброшенные постройки. Там он находил сломанные механизмы, инструменты, оставленные кем-то давно. Он чинил, разбирал, собирал — всё, что могло работать или быть опасным. Это было его формой обучения: самоучка, инженер, изобретатель и выживальщик в одном лице.
Михаил не искал наставников — он сам стал для себя учителем. Он читал о войнах, разведке, оружейном деле. Ему был интересен не только сам механизм, но и психология: как люди ведут себя под давлением, почему принимают решения в критических ситуациях. У него начали формироваться принципы. Он не любил насилие — но принимал его как неизбежность. Он не жаждал власти — но понимал её цену.
В 17 лет он исчез из приюта, оставив записку с фальшивыми документами. Он записался в армию под чужим именем. Не потому что хотел быть героем. Потому что не видел иного выхода. Он искал дисциплину, структуру, смысл. И нашёл.
6. Взрослая жизнь
Служба в армии стала для Михаила суровой, но родной средой. Он мгновенно выделился на фоне других. Его не нужно было учить — он впитывал всё, что касалось тактики, стрельбы, взрывных устройств и логистики. Он был не просто солдатом — он стал мозгом отряда. Его перевели в разведывательно-диверсионное подразделение, где его навыки нашли применение. Там он впервые ощутил, что может быть полезен.
В бою он действовал точно и безэмоционально. Его сослуживцы уважали его молчание — оно не было высокомерием, оно было концентрацией. Михаил разрабатывал маршруты, закладывал ловушки, обезвреживал мины. В полевых условиях он мог из подручных материалов собрать детонатор или взломать замок без единого шума.
Но армия — не место, где можно исцелиться. Через четыре года Михаил добровольно покинул службу, получив почётную отставку. Он вернулся в Лос-Сантос, не как беглец, а как человек, готовый встретиться с прошлым.
Он арендовал старый склад на окраине города и переоборудовал его под мастерскую. Там он начал собирать оружие — восстанавливать, улучшать, конструировать с нуля. Это стало его медитацией. Металл, смазка, древесина — всё это было для него не просто материалами, а воспоминаниями, уроками, частью его сущности.
Со временем в мастерскую начали приходить странные клиенты. Кто-то просил модифицировать редкий карабин. Кто-то — найти украденный артефакт. Кто-то — узнать, кто стоит за исчезновением человека. Так родился его второй путь — путь следопыта. Не частного детектива в классическом смысле, а специалиста по поиску правды, даже если она скрыта за стенами из лжи.
7. Настоящее время
Михаил Волкер стал фигурой, о которой говорили вполголоса. Не как о преступнике или герое — скорее как о феномене. Его услуги стоили недёшево, но он никогда не брался за работу, если считал заказчика недостойным. У него был внутренний кодекс — не написанный, но твёрдый как бетон. Он не работал на мафию, не помогал чиновникам, не ввязывался в политические игры. Его интересовали только те, кто не мог защититься сам.
Иногда его обвиняли в самосуде. Иногда — в равнодушии. Но правда была сложнее. Михаил не стремился быть справедливым. Он стремился быть нужным. Тихо, точно, без пафоса. Он жил на грани света и тени, появляясь в нужный момент, словно призрак. В его мастерской всегда горел свет — даже ночью. Металл на верстаке был тёплым от его рук.
Он жил один, не из-за страха близости, а из-за нежелания ставить кого-то под угрозу. Его врагов было немного, но все — опасны. За ним не охотились толпы, потому что он не оставлял следов. Но те, кто знал, кто он — уважали, даже если ненавидели.
Маска, которую он носил, стала частью его легенды. Её дизайн менялся с годами, но суть оставалась прежней: это был щит, знак, символ воли. Его лицо давно стало частью прошлого — теперь его знали по голосу, по походке, по взгляду, который ощущался даже через прорези.
8. Личная жизнь
О личной жизни Михаила трудно говорить — она скорее отсутствовала, чем была. Он не был холоден или жесток, просто не умел открываться. Один-единственный роман был в его жизни — с Ланой, реставраторкой из городского музея. Её интерес к оружию и старине сблизил их. Она говорила о красоте вещей, которые он считал лишь инструментами. С ней он чувствовал покой, которого не знал раньше. Но этот покой оказался недолгим.
Михаил не умел быть рядом. Он исчезал, замыкался, молчал сутками. Лана пыталась понять, но в какой-то момент поняла — он ещё не готов. Или никогда не будет.
Теперь Михаил не ищет любви. Он не бежит от одиночества — он научился жить в нём. Но в самые тихие ночи, когда в мастерской царит полумрак, а дождь барабанит по крыше, он всё ещё слышит голос матери, шёпотом поющий старую колыбельную. И, может быть, в глубине души, он всё ещё верит, что однажды сможет снять маску.
9. Итоги биографии
Mykhail Wallker – может носить маску на постоянной основе в гос. структурах из-за шрама на лице ((Обязательно одобрение лидера фракции и пометка в мед. Карте)) (исключение: Government)
Mykhail Wallker – может получить лицензию коллекционировать оружие в связи со своими увлечениями
